История российского конституционализма IX–XX веков. Ю. В. Пуздрач

христианство уже модифицировалось как неотъемлемая часть русской культуры. Однако завоеватели фактически устранили Рюриковичей от решения проблемы примата светской (княжеской) власти перед властью церковной, церковь получала небывалые имущественные, землевладельческие права и льготы. Язычники никак не намеревались вмешиваться в проблемы религии, и уж тем более не интересовали их вопросы догматики. Монголы дали русской церкви возможность небывалого возвышения, и она эту возможность использовала в полной мере: духовенство сделалось реальной политической силой. Если Рюриковичи были для монголов просто вассалами, покорными или непокорными, то духовенство – жрецами чужих богов, которых следовало задобрить, чтобы они не причиняли зла.[272]

      Усилившись экономически, став крупнейшим землепользователем, церковь начала претендовать на принятие самостоятельных и независимых решений. Светская власть, в силу своей слабости, напротив, вынуждена была строить свои отношения с церковью на основе компромиссов. Отсюда можно сделать вывод, что в это время церковь не была послушной и беспрекословно следовавшей политике государства.

      В период феодальной раздробленности Руси церковь достаточно спокойно переживает притязание княжеской власти и, помня византийскую традицию, усиленно участвует в процессе образования государства,[273] помогает развитию основных государственных институтов.[274]

      Пришедшая на Русь православная церковь имела свои канонические законы, во многом не согласовывавшиеся с обычаями русских. Кроме того, из Византии прибыло множество образованных и влиятельных духовных и светских людей, которые привыкли к своему праву и не желали подчиниться ни в личных, ни в имущественных вопросах праву русскому. Тем более что обычное русское право во многом противоречило учению христианской морали и канонам церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, отпущение жены, наложничество и др.). Итак, христианство потребовало настоящего переворота во всех сферах правовой жизни Древней Руси.

      Действительно, с самого начала русской государственности каноническое право стало основой права светского. Известно, например, что «Русская Правда» вышла из-под пера церковного законоведа; ее составитель, не заимствуя дословно тексты памятников церковного и византийского права, все же руководствовался этими документами. О том, что она родилась в сфере церковной юрисдикции, свидетельствует то, что «Русская Правда» как светский нормативный акт имела в качестве источников древнюю русскую Кормчую,[275] извлечение из законов Моисеевых, эклогу (свод, составленный при иконоборческих императорах-соправителях первой половины VIII в., содержащий преимущественно постановления семейного и гражданского права), закон Судный людем – «Судебник» царя Константина, содержащий статьи о наказаниях[276] и церковные уставы первых христианских князей Владимира и Ярослава.

272

См.: Гринберг Ф. Рюриковичи… С. 235–236.

273

Так, в деятельности митрополита Алексея и Сергия Радонежского – современников Дмитрия Донского, усматриваются тенденции к установлению на Руси теократического правления.

274

Многие историки церкви прямо говорят о государственной заслуге церкви в России, утверждая, что Рюрик принес с собой не государственное, а семейное и родовое удельное начало, которое должно было скорее раздробить, чем сплотить русский народ. Вот тут-то и началась миссия православной церкви для русского народа и государства.

275

Перевод византийского Номоканона – свода церковных правил и касающихся Церкви законов византийских императоров.

276

Содержание отдельных византийских источников не воспринималось буквально. Они перерабатывались и тем самым приспосабливались к русскому праву. Сфера действия заимствованного византийского права простиралась в некоторых отношениях на все общество (семейное и некоторые части уголовного права) и полностью на «людей церковных». Для указания пределов непосредственного действия заимствованного права возникли такие нормативные документы, как церковные уставы русских князей, которые можно воспринимать фактом самостоятельной законодательной деятельности (см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-н/Д, 1995. С. 114–115).