Ты вышел из тьмы. Иванна Осипова

станет обходить стороной брата лорда Фолганда.

      Уходит…

      Почему же так тянет поглядеть вслед этой рыжей белке. Идёт со своим подносом, рыжие кольца волос струятся по спине, манят. Так бы и запустил пальцы – живое тепло и шёлк. И веснушки возле носа. Наверное, задорно умеет смеяться девчонка.

      К тёмному лику эти веснушки! И смех туда же!

      Услышать бы звонкий голос. Согреться о живой огонь.

      – Белка, нам ещё медовухи! – раздался хриплый возглас из залы.

      «И правда Белка», – если бы мог, Стефан усмехнулся бы, но его лицо осталось неподвижной маской.

      Вино и камин согрели и убаюкали. Мысли потекли ленивой рекой, часто обрывались. Не думать и забыть обо всём. Это ли не счастье! Что там опять за неприятные вопли у дверей трактира?

      Он нехотя повернулся.

      «Только не это. Кукольник, – желудок ответил противным спазмом. – А ведь я мог бы их просто испепелить. Всех разом. Но брат вряд ли оценит».

      Кукольник начал вещать что-то про Дивного бога и жрецов, водя куклы внутри ящика под дружные крики зрителей. Внезапно смысл представления острой иглой вонзился в сознание Стефана. И плотина, перекрывающая память ради элементарной безопасности, рухнула. Образы, звуки, ощущения затопили Стефана до краёв. Каждый нерв, каждый мускул свело непереносимым ужасом. Словно вокруг рушились сами основы мироздания, и среди хаоса находился маленький мальчик, который взывал к милосердию. А в ответ только эхо, слово «навсегда», и бесконечная иссушающая боль.

      Танцуй, кукла, танцуй.

      Твоя кровь питает саму землю Фолганда.

      Ты нужен ей.

      Танцуй же, мой навсегда.

      – Погляди, народ, – зазывал кукольник. – Жрец идёт! Подношения Дивному богу несёт!

      Кукольник продолжал дёргать за нити, марионетки отзывались под пальцами, а Стефан привычно готов был дёргаться вместе с ними. И тут спасительная огненная боль в пальцах и ладони. Какое облегчение! Слава тебе…

      Мама учила маленького мальчика молиться Дивному богу. Взрослый мужчина никогда не сможет молиться богам.

      И тишина. Стефан точно на миг упал во тьму. Только далёкий девичий голос, осторожные прикосновения:

      – Сейчас, я помогу.

      Стефан все ещё оставался слеп к реальному миру, но чувствовал, как голос и чужие руки вытаскивают из тёмного омута.

      – Как много крови.

      Вынырнул на поверхность, тут же испытав злость на себя и на рыжую девчонку, что на коленях сидела перед ним, бинтуя порезанную руку. Вдруг заметит, что ей знать не положено.

      – Оставь!

      Выдернул руку, вихрем поднялся, бросил золото на стол и ринулся в морозную ночь. Опомнился, вдохнув свежий воздух. Рано вышел из дома, побитый пёс, рано. Не до конца зализал раны.

      Стефан наспех сотворил портал, не заботясь о зеваках, и рванул домой. Прочь из трактира, ото всех, в нору, зарыться глубже, забыть…

      4

      Весна всё-таки пришла в Фолганд. Неделя, и снег растаял,