Грех извне 2: Счастье в запретном. Алексей Егоров

присутствия.

      – Как же ты поведешь себя, исполнив желаемое, – пробормотал Назгал и до крови прикусил язык.

      Не хотел разбудить священника, который тут же начнет разглагольствовать о предназначении.

      За Назгала справились другие.

      Крик разнесся по деревне, подхваченный собачьим лаем и визгливым петушиным кличем. Вечность тишины, растянутая от скуки ночь в мгновение разорвана этим криком. Мир должен развалиться, стены храма обрушиться, обнажая спрятавшихся в каморке людей.

      Этого не произошло, потому что крик родился в человеческом теле.

      – Что такое?! – вскочил священник.

      Лицо красное, помятое, глаза на выкате. Явно не выспался. Хотя спал достаточно, чтобы отдохнуть.

      – Да наши дела увидели, – ответил Назгал.

      – А куда вы ходили? – спросила Дшина, потирая глаза и зевая.

      Назгал ей в двух словах объяснил. Удивился, что девушка не потребовала объяснений. Ведь освобождение кроликов – нелепая акция. Не похоже на устрашение, что так уважает Борд. Не похоже на акт милосердия. Назгал благодарен был, что девушка не потребовала объяснений. Он бы не смог ничего сказать.

      – Чего так развылись, – она сморщила лицо.

      Припомнила, что по ней так не стенали.

      Эстиний уже одевался, бросил на ходу, чтобы гости оставались в укрытии. Он выбежал из боковой дверцы, спеша проверить

      – Пойдешь за ним? – спросила Дшина.

      – Зачем. Скоро вернется.

      Так и произошло.

      Эстиний убежал, чтобы проверить – не приведут ли следы к храму. Он все еще подвержен страхам. Все еще ограничен. И это при том, что неизлечимо болен, только силой воли заставляет себя жить.

      Как иронично, что он боялся умереть именно сейчас. Но Назгал ошибался. Эстиний боялся не за себя. Даже не за жизнь гостей. Он боялся, что предназначение не будет исполнено. Жизнь окончится не так, как он запланировал.

      Пусть гости не понимают этого. Не хотят слушать и закатывают глаза. Только Эстиний может направить их.

      Глава 4

      Он вернулся. Лицо бледное, губы сжаты. А в глазах сверкают искорки. Он веселился.

      Как давно Эстиний не ощущал этого. Веселье стало запретным плодом для него. Его лишили радости бытия, неспешного созерцания происходящего – сопутствующих этому удовольствий.

      Простая радость от осознания своей проделки. Такого Эстиний не ощущал давно. Наверное с самого детства. Он хотел поблагодарить великого гостя за подаренное ему чувство.

      – Чего там? – сходу спросил Назгал.

      Словно угадал мысли священника и не дал ему совершить ошибку. Назгал знал, что происходит в деревне. Захоти он, смог бы описать всю цепь событий, толчком к которым стал.

      – Нашли пустые клети. Обсуждают. Боятся подойти ближе, – рассказывал Эстиний.

      Отец Дшины бегает по двору, жена и дети стенают. Простоволосая жена корчится на земле и ногтями ранит лицо. Но их не пускают со двора. Деревенские стоят, вооружившись кто чем. Вилы, цепы, топоры, даже лопаты. Все это подойдет, чтобы