Мгновений след. Сборник

о Марине Цветаевой, посвящённые какой-то её дате.

      И я отчётливо вспомнила уроки литературы в 10-м классе, когда мы, потрясённые и притихшие, слушали нашу удивительную классную, преподавателя литературы.

      Слушали о Цветаевой и Рильке, Пастернаке и Булгакове, о незнакомом Есенине и потрясающем Блоке. Слушали с другой, взрослой, подчас страшной стороны, слушали об их настоящей жизни, без прикрас и вранья. Эта правда объясняла очень многое в творчестве этих людей.

      Чуть позже, совсем в неожиданном месте – на книжном развале рядом с военно-морским санаторием, – где я, гарнизонная девочка, тогда отдыхала, я увидела томик Цветаевой.

      Там была обширная биографическая статья Анны Саакянц, там были уже цитаты из цветаевских дневников, и были стихи – и самые начальные, и более поздние, зрелые.

      Там, в этом томике, я увидела столько боли и столько любви, столько жертвенности и столько гордости, силы, мужества, достоинства…

      Там я увидела такую тонкую, ранимую из ранимых, изорванную в клочья собственной щедростью, даже жертвенностью, и безграничным терпением, трудолюбивейшую и беспримерно талантливую душу…

      Я увидела за этими льющимися-рвущимися строчками какую-то абсолютно неземную, божественную, космическую мощь…

      Я увидела образ невероятной женщины, жившей исключительно любовью…

      И я полюбила мою Цветаеву однозначно и навсегда.

* * *

      Выберу те из её стихов,

      где есть слово «любить»…

      Сколько мне нужно сенных мешков,

      чтобы их всё уложить?

      Выберу те из её стихов,

      где есть слово «любовь»…

      Сколько же нужно дней и трудов,

      чтобы прожить их вновь?

      Выберу те из её стихов,

      где есть слово «люблю»…

      Сколько же нужно друзей и врагов,

      чтоб их в душу вместить свою?

      «Дай» равно «На»…

      Ведь не зря так она?

      Через вёрсты, годы и смерть …суметь,

      чтоб любовь была жизни равна!

      Всё на разрыв, на пределе, через кровь.

      Всё – через сердце!

      Будь то любовь к человеку, обыкновенному, обычному, пусть и талантливому, живущему с ней в одно время, или боль за страну (стихи о Чехии), или к своей оставленной родине, или обращение к дорогим и ушедшим собратьям по цеху…

      Всё, чего ни касался бы взгляд Марины Ивановны, обретало совершенно невероятную энергию, говорило просто и ярко о, казалось бы, самых обычных вещах.

      Но как! Боже мой, как! Как это говорилось!

      И больше всего меня потрясает в её творчестве огонь любви – она всё время горела.

      Она не могла без этого огня.

      Она сама разжигала его, и питала, и поддерживала…

      Сильнейшие мужчины не выдерживали этого накала.

      Все катаклизмы мира не могли загасить этот огонь.

      Если только на минуточку представить, сколько было ею пережито – не на одну судьбу отмеряно.

      О, нет! Она далеко не идеальна! И ошибок совершено множество.

      Но её верность и преданность выбранному ремеслу оправдывает многое.

      Так чувствовать и так передавать свои чувства может только невероятный талант.

      И при этом оставаться женщиной со своими страстями и желаниями, трудным материнством и ответственностью перед семьёй, с разочарованиями и предательством самыми близкими.

      Но она очень долго сохраняла мужество и выдержку, стойко и безропотно сносила все тяготы и лишения того времени и тех обстоятельств.

      И только полное осознание ненужности любимым людям, ощущение собственной помехи и осложнения для их жизни позволили ей совершить уход.

      Не слабость, нет.

      Не безволие.

      Нет.

      Только жуткое понимание того, что она стала никому не нужной.

      «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд…»

      Настал, настал черёд.

      Читать. Изучать. Восхищаться. Плакать…

* * *

      Стихотворение про кошку я написала в самом начале своих поэтических экзерсисов.

      И каково же было моё удивление и неописуемый восторг, когда я прочла похожие мысли о кошках в её стихотворении, обращённом к Максу Волошину:

      Они приходят к нам, когда

      У нас в глазах не видно боли.

      Но боль пришла – их нету боле:

      В кошачьем сердце нет стыда!

      Смешно, не правда ли, поэт,

      Их обучать домашней роли.

      Они бегут от рабской доли:

      В кошачьем сердце рабства нет!

      Как ни мани, как ни зови,

      Как ни балуй в уютной холе,

      Единый миг – они