Не потерять человека. Георгий Вайнер

выхватил из кармана кастет-револьвер и со страшной силой ударил патрульного в переносицу. Быстро переступил через осевшее тело и в длинном беззвучном прыжке достал выскочившим из рукоятки «лефоше» лезвием мужика в драном азяме. В горло.

      Захлебнулся мужик кровяным бульканьем и, заваливаясь круто на спину, сипло выдохнув, успел напоследок выстрелить из старой кремневки вверх, в зябко дрожащие, неуверенные звезды…

      Чаплицкий тихо скомандовал:

      – За мной, быстро!

      Они побежали по темному проулку, хрипло, загнанно продыхиваясь. Визжал под ногами плотный снег.

      И в молчаливой устремленности затравленных хищников ощущалась смертельная угроза.

      Бежали долго, и, когда Берс остановился, поняв, что в следующую секунду он умрет, Чаплицкий шепнул:

      – Здесь! Сможете перелезть через забор?

      Берс молча покачал головой.

      – Влезайте мне на спину!

      Чаплицкий подсадил, поднял, резко подтолкнул ротмистра, потом подпрыгнул сам.

      Подтянулся на руках, рывком перемахнул через саженный заплот.

      Упал в сугроб, вскочил, несильно пнул ногой Берса:

      – Не сидите на снегу! Застудитесь. Вставайте! Ну, вставайте – мы пришли…

      Зала – главная горница крепкого дома бывшего купца Солоницына Никодима Парменыча – была непроходимо заставлена разностильной мебелью, забита до отказа дорогой утварью и украшениями.

      Павловский буфет, а в нем корниловский и кузнецовский фарфор, чиппендейл с тарелками из орденских сервизов, гамбсовские пуфы, шереметевские резные буфеты с яйцами Фаберже. На стенах – ростовская монастырская финифть вперемешку с лубочными олеографиями.

      Чаплицкий и Берс сидели за богато накрытым столом и смотрели на все это с изумлением, как рассматривают геологи откос рухнувшего берега с обнажившимися слоями наносного грунта, – здесь так же отчетливо были видны пласты добра, собранного после схлынувших волн белогвардейского бегства через Архангельск.

      Чаплицкий поднял рюмку:

      – Ваше здоровье, Никодим Парменыч!

      – Заимно! – Солоницын солидно прикоснулся бокалом к офицерским рюмкам, проглотил коньяк, густо крякнул, вытер усы. Закусил маринованным груздем.

      Офицеры ели жадно, торопливо, давясь непрожеванными кусками.

      Солоницын внимательно смотрел на них, еле заметно, в бороду усмехался. Подкладывал, дождавшись перекура, спросил Чаплицкого:

      – Ну-с, Петр Сигизмундович, теперя, можно сказать, закончились ваши дела здеся?

      Чаплицкий прожевал кусок копченого угря, по-простому вытер губы куском хлеба, проглотил его, затянулся табачным дымом, неторопливо ответил:

      – Нам с вами, Никодим Парменыч, как людям глубоко религиозным, отныне и присно надлежит смиренно внимать божественным откровениям отцов церкви…

      Солоницын степенно склонил голову.

      Чаплицкий продолжал:

      – Святитель казанский Гурий указывает нам: «Подвизаться должно, несмотря ни на какие трудности и неудобства, чинимые сатаной…»

      Солоницын засмеялся, погладил себя