Белые птицы Долины Снов. Елена Юрьевна Демченко

весьма щегольской вид, но самые скромные из имеющегося набора. И самые подходящие по размеру, коль скоро тот оказался куда меньше привычного сорок пятого.

      Зеркала в комнате не оказалось. Должно быть не пристало мужчине подобно девице любоваться на физиономию и прихорашиваться. На ладони поплевал, шевелюру пригладил, и красавец. Так что прежде чем залезть в бадью Кирилл рассмотрел в воде свое отражение, да и себя любимого с ног до головы.

      – Ну, здравствуй, Кир-Ан!

      Отражение кивнуло.

      Худощавое, жилистое, тонкокостное тело, кожа смуглая, лицо обветренное. Ничего так лицо – удлиненное, с тонкими чертами, вполне симпатичное, хотя к мужской красоте Кирилл всегда относился скептически. (Особенно глядя на себя (вчерашнего!) в зеркало). Глаза странного цвета – сине-зеленые. Волосы опять же длинные, а вот на подбородке – привычным жестом Кирилл ощупал его, щеки – ни намека на поросль. Либо он еще слишком молодой, либо порода такая, безбородая. Это ничего, это терпимо, лишь бы не начал перьями обрастать. Как на руках.

      «Он» … Кирилл поймал себя на мысли, что думает о себе в третьем лице, отказываясь верить, что отражение в воде теперь принадлежит ему. Нет. Он здесь гость. На месяц пока что, а там видно будет.

      Месяц… Месяц на выбор, и, как сказал китаец, повлиять на реальность, а, следовательно, и на пресловутый выбор, может любая деталь, даже незначительная. Пусть всё идет своим чередом, как запланировано, – так проще ориентироваться, и рано или поздно он поймет, что от него требуется для возвращения. Раз так пока ничего менять во внешности не станем, коли костюмчик дан на время.

      Чертовы сны, чертов китаец! Зря пошел к нему. Ну, написал бы Макеев рапорт, ну, сняли бы его с полетов, все равно остался бы в аэропорту! А так черт знает, где, и черт знает, что теперь делать? Хотя… китаец сказал, всё случилось бы и без его участия. И денег не взял, то есть корыстного интереса, а, значит, и затейливой лжи как раз и нет. Ладно, разберемся.

      – Вот потом, если ничего не выгорит, если нам с тобой век куковать, начнем из тебя человека делать. Подкормим, подкачаем, пострижём, а то не мужик, а… балерун какой-то!

      Отражение снова согласно кивнуло, и Кирилл полез в воду.

      * * *

      В трапезной на длинном столе, крытом белоснежной скатертью с вышитой каймой, уже красовалось такое разнообразие блюд, что от одного вида сего изобилия желудок Кирилла взвыл и потребовал закинуть в него и жареных перепёлок, и вон того большого открытого пирога с мясом и сыром, и картошечки, запеченной со шкварками, и грибочков, и соленых огурчиков с брусникой, и… и… и…

      Кирилл проглотил слюну, отошел к окну и стал любоваться закатом, что золотил крыши домов-деревьев, резвящихся во дворе детей, снующих туда-сюда по делам работников. Особенно хороши девушки. Все как на подбор фигуристые, ладные, крепенькие. Блондинки. И детишки светленькие – ну, этим-то полагается! – и мужики, что молодые, что в возрасте, тоже беловолосые. И дело явно не в седине.

      Правда, есть несколько рыжих,