Семья (не) на один год. Марья Коваленко

когда свидание закончилось и мы вернулись в наш домик, все эти теории рассыпались как пирамидка из детских деревянных кубиков.

      Я так и не поняла, кто первый остановился и потянулся губами к губам. Еще несколько секунд назад по обе стороны от деревянного настила плескались волны и кричали птицы. А сейчас по моей спине побежали мурашки и в ушах послышался стон. Чужой. Короткий и жадный.

      Все случилось так быстро, что ноги сами подогнулись. Руки, спасаясь, вцепились в широкие мужские плечи. И новый шторм накрыл с головой.

      Серо-синяя глубина… только теперь не воды, а глаз.

      Сильные ладони на моей талии. Притягивающие. Сминающие.

      Растерянность и… радость.

      Я, как и вчера, не верила, не соображала и отдавалась.

      Позволяла раскрывать рот, сжимать в объятиях и плавить сумасшедшим напором. До слез радовалась чужому воздуху, который заполнял легкие, словно всю меня.

      Разрешала утягивать на такую грань ощущений, где я еще никогда не была. Острую, опасную. И успокаивать тихим шепотом:

      – Вкусная… Хорошая… Нежная…

      Губы Никиты были повсюду. Он целовал мои глаза, щеки, шею. Говорил о том, что еле держится и что я слишком сладкая.

      Клеймил мое тело своими пальцами. Скользил по спине и ниже. Стискивал. Чертыхался. Давал ощутить свою твердость. И снова целовал.

      Никогда я не пробовала поцелуи других мужчин и не позволяла так к себе прикасаться. Никто, кроме Никиты, не был со мной настолько близко.

      Я не хотела их. Тело не реагировало на чужие прикосновения, а внутри все молчало, будто изначально было настроено лишь на одного-единственного.

      Для всех я была ледышкой, фригидной отличницей с конспектом вместо сердца. А с Никитой… Каждое его слово отзывалось сладкой ноющей болью ниже живота. Каждый поцелуй заставлял терять голову и забывать… вычеркивать из памяти то, как утром он назвал меня Алиной, то, что между нами лишь договор и впереди только год.

      Пожелай Никита большего – я бы не остановила. Мне хотелось этого большего.

      Гордость? Забыла о ней.

      Страх? Утонул вчера вместо меня.

      Сомнения? Рассеялись от горячих прикосновений и голодных поцелуев.

      Никита во всем был для меня первым. И сейчас я готова была просить стать первым и в близости…

      Мой муж.

      Мой любимый.

      Но когда я начала расстегивать пуговицы на его рубашке, Никита словно протрезвел.

      С рваным вдохом, останавливая, он положил руку на мои пальцы. Прижал голову к своей груди. Медленно, будто разучился нормально дышать, выдохнул.

      – Маленькая, меня совсем кроет от тебя.

      Словно подтверждая, его сердце забилось еще громче.

      – Это плохо?

      Я готова была расплакаться из-за того, что мы остановились.

      – Нет. Это хорошо. Даже отлично. – Губы Никиты легким поцелуем коснулись моей макушки. – Ты потрясающая. На тебя невозможно реагировать иначе.

      – Но я тебе не подхожу…

      Вчера