Смерть на Босфоре, из хроник времен Куликовской битвы. Михаил Орлов

дань, поинтересовался здоровьем князя и вяло, без видимого интереса расспросил о том, что нового на Руси. На все вопросы Тютчев отвечал без запинки, ибо готовился к подобному разговору.

      Несмотря на это, Мамай отлично видел, что русский пытается ввести его в заблуждение и сбить с толку своими лживыми речами, а потому не поверил ни единому его слову, но не показал того и небрежным движением головы отпустил. Опять кланяясь, семеня и пятясь, как то полагалось при ордынском дворе, посол выскользнул из шатра…

      Теперь можно было заняться тем, ради чего и приехал. Принялся обходить приближенных темника, одаривая каждого. Некоторые смотрели на него брезгливо, но встречались и такие, во взгляде которых читалось подобие сожаления. Подарки сделали свое дело: Тютчев проведал, что ордынское войско собирается идти на Москву, да не одно, а вместе с литовцами. Самонадеянный и беспечный мурза Тимир, уверенный в будущей победе, открыл даже, что через боярина Епифана Киреева ведутся переговоры с Олегом Рязанским о присоединении последнего к анти-московской коалиции. «Узнает об этом Дмитрий – струсит и бросится в бега», – сощурился мурза, наблюдая, как изменилось лицо боярина при этом известии.

      И правда, Тютчева аж озноб прошиб, хотя в шатре было скорее жарко, нежели холодно. Получалось Бог знает что…

      В ту же ночь он послал скоровестника к великому князю, а сам (авось обойдется) остался у Мамая, надеясь выведать еще что-либо.

11

      По поручению своего шурина, великого князя Ягайло, Войдылла спешил в столицу Ордена Мариенбург. Ехал кратчайшим путем – узкими лесными дорогами, на которых бесчинствовали как литовские бояре и немецкие рыцари, охотившиеся на людей, как на зверей. Тут всякий грабил слабейшего и искал себе убежище от того, кто сильнее, потому посланец литовского князя и сопровождающие его слуги скакали в боевых доспехах, что было довольно утомительно, но терпели.

      Под мерный цокот копыт Войдылле вспоминалось прошлое, как начинал службу у Ольгерда и рисковал жизнью ради него. Тот оценил его преданность и сделал сперва постельничим, а потом дал ему город Лиду. Наконец, князь оказал великую честь – выдал за него свою вдовую дочь Марию. Войдылла ненавидел жену – тощую, крикливую, взбалмошную дуру, хотя ради этого брака расстался с прежней любимой женой. Проклятая жизнь!

      Наконец показалась дозорная башня Мариенбурга: на ней развевался стяг великого магистра с широким черно-золотым крестом, в центре которого красовался орел.

      Столица Ордена производила сильное впечатление. Сам вид ее внушал уважение, даже трепет. Она состояла из Нижнего города (Предзамья), Среднего и Верхнего, красные кирпичные стены которых поднимались все выше и выше, вырастая из земли и упираясь в низкое прибалтийское небо. То там, то здесь бросалось в глаза смешение сарацинских, итальянских, немецких архитектурных стилей. Мариенбург представлял из себя монастырь, крепость и дворец одновременно.

      Однако не только стены защищали город, но и сама природа.