Философия духовной военной мысли. Том 3. Владимир Яковлевич Дудко

и суда над жизнью людей и народов. Война учит нас жить, любя нечто высшее, такое за что стоило бы и умереть; любить его больше, чем себя, и доброю волею становиться на его защиту. Но все ли заслуживает такой любви и такой защиты? И, если не все, то что же именно? И против чего воздвигает угрозу война, подобная той, которую мы теперь переживаем?

      В жизни народа, как и в жизни отдельных людей, бывают эпохи, когда он видит себя лицом к лицу с некоей внешней силой. Эта сила, развиваясь по своим внутренним законам, осуществляя свою природу, властно решает вопрос о бытии и жизни народа; решает, как сильный о слабом, творя свою силѵ и не спрашивая слабого об его согласии; решает от себя и помимо него: быть ему или не быть? Такую эпоху народ переживает каждый раз, как перед ним реально (т. е. не только в отвлеченной возможности) встает практический (т. е. призывающий не к размышлению только, а к действию) вопрос: будет ли он и впредь существовать, как духовно живой и духовно творящий народ, или же перед ним начало разложения, пассивности и гибели?

      Такую эпоху народ переживает не только в войне. Кроме войны, на ряду с нею, есть еще целый ряд событий и обстоятельств, которые ставят народ перед тем же вопросом о жизни и смерти, о расцвете его духовных сил или начинающемся угасании их. В такую эпоху народ вступает каждый раз, как слагаются условия, угрожающие общему народному духовному достоянию.

      В чем же состоит это достояние? И что значит: «духовное достижение»? И какие же условия могут угрожать ему?

      Условимся называть «душою» весь поток наших внутренних переживаний, во веем его объеме и разнообразии. Душа – это вся совокупность того, что происходит в нашем «сознании», а равно ни в нашем «бессознательном», на протяжении всей нашей жизни: это наши чувства, болевые ощущения, приятные и неприятные состояния, воспоминания и забвения, впечатления и помыслы, проносящиеся в нас мимолетно, а также деловые соображения и заботы, приковывающие нас к себе надолго. Если мы будем называть все это «душою», то «духом» мы назовем душу только тогда, когда она живет своими главными силами и глубокими слоями, устремляясь к тому, что человек признает высшим и безусловным благом. Следовательно, «дух» это прежде всего то, что значительно в душе. Это «значительное» слишком часто не совпадает с тем, что имеет «субъективное значение» для того или другого отдельного человека; мы нередко интересуемся неважными и неглавными делами в жизни, влечемся к тому, что нам «приятно», приковываемся ко второстепенным подробностям, дорожим интимными пустяками, любим то, что не заслуживает ни любви ни признания. Замечательно, что в таких случаях и чувство наше становится обыкновенно маленьким и слабым: легко угасает и не зажигает душу красотою и героическим порывом; когда же вспыхивает сильнее и принимает форму страсти, то увлекает душу в смешные и жалкие положения, или, в худшем случае, приводит человека к неистовым, озлобленным и жестоким, слепым и несчастным поступкам.

      В отличие от того, что имеет