Преступление, искупление и Голливуд. Донал Лог

условия своего условно-досрочного, мне грозило не меньше полугода за решеткой, а то и годы. Я улыбался, словно ничего страшного не случилось, но моя душа ревела белугой.

      Меня заковали в наручники и вывели на улицу.

      – Правильно сделал, Дэнни, – оценил офицер Маллинс. – Правильно сделал.

      Думаю, Маллинс испытал облегчение из-за того, что ему не пришлось разбираться с детьми. Мы оба знали, что, если Пончи и Мэри Кармен арестуют, ребятишек распределят по приемным семьям или отправят в детский дом.

      До суда меня оставили в полицейском участке Северного Голливуда. В камере временного пребывания я сидел с другими неудачниками – парочкой пьяниц, которых приняли за распитие на улице. Мы почти заснули, но тут раздался жуткий грохот, и в черный вход полицейского участка врезалась машина. Дверь слетела, словно картонная. За рулем оказались Рита и Донна. Эти чокнутые решили устроить мне побег. Они понятия не имели, что я сидел за решеткой и никак не мог добраться до двери.

      Дикие девчонки, честное слово.

      Копы выскочили на улицу, но лихая тачка уже сворачивала за угол. Она наверняка была краденой, так что отследить ее не было шанса. Легавые только и смогли, что поржать над абсурдностью ситуации.

      – Твои дружки, Трехо?

      Именно после того ареста я попал в ИШМ. Неудивительно, что пока я был там, Лора прислала мне бумаги на развод. Я записывал на них результаты игры в домино. Мне все равно не хотелось превращаться в бедолагу, которого дома ждет старушка, я не хотел ждать писем и открыток, которые рано или поздно перестанут приходить. Не хотел испытывать боль…

      Но мой срок закончился, я стал посещать собрания АА. Как-то я попросил Фрэнка осторожно узнать у своей девушки, стоит ли мне загладить вину перед Лорой.

      – Лучшее, что ты можешь для нее сделать, Дэнни, – это держаться от нее как можно дальше, – ответил Фрэнк.

      Так я и поступил.

      Я продержался 29 дней, всего день не дотянул до месячной отметки трезвости. Несколько недель отходив на собрания АА с Фрэнком, я действительно почувствовал себя лучше, мне захотелось исправиться. Оставаясь трезвым, я убивал двух зайцев сразу: производил хорошее впечатление на своего офицера по условно-досрочному и держался как можно дальше от тюрьмы. Я понимал, что если облажаюсь, то сразу вернусь на кривую дорожку. Но даже осознание того, насколько высоки ставки, не избавило меня от отравляющих мыслей.

      Однажды в пятницу мы с Фрэнком пришли на собрание АА в Бербэнке. Настроение у меня было ниже плинтуса.

      – Я бухал пятьдесят лет, – начал свою историю какой-то старикан.

      Я тут же потерял к нему интерес. Мне было всего двадцать один год, я совершал вооруженные ограбления, был плохишом с большой буквы «П». Если этот хрен пропил полвека, то у меня впереди были десятилетия. Он все трещал, как начал знакомство с алкоголем с пива, потом перешел на крепкач, бурбон и виски, а очнулся шестидесятилетним стариком, хлещущим вино в грязном переулке.

      «В жопу, – подумал я. – Я начинал пить в грязных переулках».

      Потом старикан