Сезон охоты. Тимофей Петрович Царенко

А теперь прошу тебя наблюдать за окружающим миром и искать угрозы.

      Ваша человечность понижена.

      Внимание! Обнаружен конфликт интересов. Разблокировка человечности доступна только после свершения преступления.

      Ваша текущая человечность заблокирована.

      Дверь в мастерскую слетела с петель и прогудела мимо моей башки. В проёме стояла Лизи, её плащ тёк вокруг её тела. Полыхающий взгляд зелёных глаз вперился в меня со смесью ярости и растерянности.

      – А где трупы?

      Я огляделся.

      – Я их всех съел, извини, тебе ни кусочка не осталось!

      Лизи чуть спокойнее подошла ко мне. Её плащ развевался, несмотря на отсутствие ветра. А ещё он полностью закрывал тело девушки этими потоками.

      – Хедрикс, объясни, как можно совершить военное преступление за пять минут и сделать это незаметно. Я… заинтригована.

      – Да я тут со шляпой поговорил. Дал ей цель в жизни.

      – Получилось?

      – Ага.

      – Кель, я не дура. Ты потерял сразу сотню тысяч. Это я даже не знаю что делать надо. Съесть заживо сотню маленький детей? Желаю подробностей. Какая цель в жизни теперь у твоей шляпы?

      – Причинение страданий всему человечеству, длительная агония, которую завершит лишь смерть, о которой будут молить как о высшей награде, – честно ответил головной убор.

      – Красиво, не знала, что Кель ещё и поэт. Стоп, что?

      Я понял, что пришло время самых скользких отмазок из возможных.

      – Ну… А теперь она, вроде как, в команде пригодится… И дополнительный союзник нам не помешает…

      Лизи прижала ладонь к щеке. Я понять не мог: она меня убить хочет или восхищается?

      – Хедрикс, Венецианский пакт об этике, пункт, если ничего не путаю, аж второй: «Не допускается создание искусственного разума с парадигмой класса «Геноцид». Все подписанты данного пакта обязуются приложить все усилия для недопущения подобных событий. В отношении лиц, нарушающих данный пункт, любые гражданские права считаются полностью погашенными, этические нормы признаются не действующими».

      Лизи то ли процитировала, то ли прочитала.

      – Ой? А у меня известность возросла.

      – Ещё бы. Люди очень любят, когда в прямом эфире кто-то занимается нарушением Венецианского пакта. Всё, я пойду, закончу разговор. И за шлем заплачу. Кстати, счёт тебе придёт.

      – Лизи, а я не понял, ты сама к этому… как относишься?

      В ответ я получил только тёплую, какую-то даже материнскую улыбку.

      Шляпа просьбу помолчать восприняла, как и положено шляпе, то есть молча. Так что я тихо пил кофе и рассуждал о вечном. Например, что я сделаю с французом, когда у меня будет такая возможность.

      Лизи подошла ко мне, прильнула к боку и отняла кофе.

      – Грустишь?

      – Угу. Шлем мне починят?

      – Починят. Даже я от стоимости удивилась, но починят. Завтра вечером заглянем.

      – А было ещё что-то подобного