Граффити любви. Серена Никки

это я твой велосипед зацепил? Кого ни спрашивал про него, все молчали.

      – Про меня никто ничего не говорит. Правило Пикассо.

      – Так я тебе еще за велосипед должен? – Никита понял, что у него со мной странные денежные отношения получились. Ведь он действительно хотел с утра заплатить тому студенту, который был владельцем велосипеда. Он отвлекся и, на фоне Граффити, на асфальте и прилегающей стене, не заметил его.

      – Нет, за велосипед Вы мне ничего не должны. Терминатор починит. Про велик забудьте.

      – Кто такой Терминатор? – Никита явно понял, что я девушка очень не простая, с интересным мышлением, и я, не смотря на манеру говорить, была умной и очень талантливой. Он был в прямом смысле восхищен моей работой, и сроки, в которые я выполняла свои картины, шокировали. Он любил живопись, и у него был друг-художник из Италии, и только он умел так быстро создавать шедевры.

      – Никита Валерьевич, а вот это уже не ваше дело.

      – Извини, мне не важно, кто там такой Терминатор, конечно, но за велосипед я заплачу, раз уж вина моя. К сумме заказа добавлю сто тысяч, подойдет?

      – Сколько?

      – Ты снова не расслышала?

      – Да нет, просто, по-моему, Вы в ценах на велосипеды не ориентируетесь. Нолик лишний пририсовали.

      – Нет, я хочу, чтобы ты купила себе новый хороший велосипед.

      – Спасибо, – поблагодарила я.

      – Можешь предупредить родителей, чтобы не волновались, – я немного замерла, а Никита оценивающе на меня посмотрел.

      – Я что-то не то сказал? – уточнил мой учитель. Он просто не знает правду и не виноват в этом.

      – Нет, ничего, просто нет у меня родителей, и не было никогда, – прояснила я ситуацию.

      – Извини, не знал, – он испытал неловкость, и его взгляд стал задумчивым.

      – Это в любом случае сейчас не важно, – я выдохнула.

      Никита неопределенно кивнул и вышел за дверь. Я прошла в ванную комнату и позволила себе принять душ. Ванная комната была огромной. Все вокруг было отделано серебристой кафельной плиткой. Платформа душа была с неоновой подсветкой синего цвета. Я разобралась со стиральной машиной и потом, когда я нашла махровый халат и высушила волосы, переложила вещи в электросушилку.

      Я сняла контактные линзы, и теперь мои глаза снова были цвета кофе. Я спустилась на первый этаж и пошла на запах еды.

      – Проходи, садись, – отозвался Никита Валерьевич. – Знаешь, я подумал, что это скорее завтрак, чем ужин и приготовил нам глазунью с беконом, тосты и чай. Ты не против?

      – Нет, совсем нет, – этот препод еще и готовит… Боже, и как меня угораздило.

      – Тогда присаживайся, – я села за стол, и Никита тоже присел. Он начал есть, и я, испытывая неловкость и смущение, тоже приступила к трапезе.

      – Коралина, можно тебя спросить, ты вообще родителей не помнишь? – поинтересовался учитель.

      – Нет, не помню. Никита Валерьевич, можно мы не будем на эту тему с Вами разговаривать. Это личное.

      – Да, я понимаю. Извини, – и потом он посмотрел на мои глаза.

      – Что-то не так? – спросила я.

      – У