Генерал и его семья. Тимур Кибиров

песнями вообще была беда – или совсем тупые и некрасивые, или бойцы так переврут мелодию, что взыскательные уши Василия Ивановича вяли, как хризантемы в романсном саду.

      Увидев шедшую навстречу парочку, генерал свернул с освещенной дорожки вниз, к озеру. Не хотелось видеть людей.

      Здесь, как ни странно, было намного светлее – от снега, берез и надкушенной с правого бока луны. Светлее, тише и лучше. Генерал вступил на темнеющую тропинку и тут же – но все-таки поздно! – вспомнил о не посыпанной песком территории КПП!

      – Ой! О-ёй! О-о! О! О-о-о-о-о! – кричал Бочажок и несся, выделывая какие-то немыслимые телодвижения и рассыпая беломорские искры, по раскатанной мальчишками ледяной трассе.

      И не падал ведь! Только папаху потерял.

      Но этот Winterreise оказался все же гораздо короче шубертовского, и финал его был предрешен. В самом низу располагался устроенный юными физкультурниками трамплин.

      Генерал взлетел, увидел свои раскоряченные на фоне фиолетового неба ноги, на миг завис в воздухе и сверзился – сначала спиной, а потом и (довольно чувствительно) затылком – на поверхность земли.

      И покатился дальше – до самого конца.

      Полежал, пожевал и выплюнул погасшую папиросу и расхохотался, вспомнив, как Травиата пошутила, когда необъятная Жанна Петровна вот так же грохнулась, но не на лед, а в осеннюю жидкую грязь, забрызгав все в диаметре трех метров, а Травиата так тихо: «А город подумал – ученья идут!»

      Сама, главное, не смеется, а с Бочажком натуральная истерика, он Жанну подымает, а сам от смеха обессилел и опять ее уронил.

      Не разговаривала потом с ними полгода.

      Вот и сейчас, видимо, истерика. Хохочет и хохочет, не может перестать. Так и лежал, смеясь прямо в лицо не обращающей на него никакого внимания луне, которая была удивительно похожа на товарный знак неведомой еще никому компании Apple.

      – Э, мужик, ты чо? Вставай, замерзнешь на хер… Вот же, блядь, нажираются!.. Ну, давай, давай!.. Ой!.. Простите… Вам помочь, товарищ генерал?

      Глава четвертая

      Скатившись с горной высоты,

      Лежал на прахе дуб, перунами разбитый;

      А с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый…

      О Дружба, это ты!

В. Жуковский

      А воскресенье началось со звонков в дверь – нетерпеливых, долгих и ранних даже для Василия Ивановича.

      Выскочив из-под душа и торопливо, под нескончаемые электрические трели натянув на мокрое тело треники и майку, генерал открыл дверь, готовый узнать о каком-нибудь ЧП, но на пороге стоял не посыльный из штаба с грозными вестями, а Машка Штоколова.

      – Здрасте. А Аня дома?

      – Господи! Очумели вы все? Какая тебе Аня? Семи часов нет!

      – Да я вот думаю, заскочу перед работой…

      – Какая работа? Воскресенье!

      – Ой, да мы ж в выходные работаем! Можно к Ане?

      – Ну ты как танк!.. Щас спрошу.

      Генерал постучал и громко, но старательно бесстрастно произнес:

      – Анна, к тебе.

      Из-за двери раздался сонный голос:

      – А кто это?

      – Машка.

      – Ну