Багровая параллель. Сергей Кольцов

бьет от бедра по рубке «моего» катера. Луис уже за гашетками ДШК бьет по рубке горящего «шнельбота». От нее летят металлические ошметки. Пламя вырывается из открытого люка машинного отделения. Наводчик носовой артустановки уткнулся лицом в казенник «Бофорса».

      Вдруг из люка с диким криком выскакивает объятая пламенем фигура и бросается в море. Видно, люк в машину был открыт, от кумулятивной струи гранаты в задраенном отсеке никто бы не выжил.

      Ладно, «язык» не помешает, пусть и моторист, а не офицер.

      Не успеваю крикнуть, как с «каэмки» бьет автомат. Это ППС[28], а не «штурмгевер».

      Терещенко бьет короткими очередями, стоя в рубке. Да, ненависть – страшная штука. В нашей работе она порой мешает.

      Внезапно все стихло. Слышен только ласковый плеск волн о борт катера.

      Невозможно сказать, сколько прошло с момента прыжка немцев на палубу «каэмки». То ли две-три минуты, то ли час. Время, кажется, спрессовавшись, остановилось.

      Я выдернул свой нож из глазницы убитого фашиста и, вытерев об его робу, убрал в ножны на ноге.

      – Нэ вбивайте! Допоможите! – раздался крик с воды, слева от «моего» «шнельбота».

      Подскакиваю к противоположному борту. Метрах в двадцати перебирает руками по воде тот, которого я сбросил в воду. Пробковый жилет держит его на поверхности.

      Вот и «язык»!

      Не успеваю подать команду, как с нашего катера короткой очередью чавкнул «штурмгевер».

      Повернув голову, вижу Саню с автоматом у бедра. Четко вижу его глаза и понимаю – говорить ему сейчас что-то бесполезно.

      Я тихо выругался.

      Для Сашки эта мова как красная тряпка для быка. Я его хорошо понимаю и не попрекну никогда.

      Когда нас, раненых, после днепровского моста с партизанского аэродрома отправили на Большую землю, в госпитале мы встретили Саниного земляка из отряда Орловского. Они вместе призывались еще до войны. Вместе служили в дивизии Дзержинского.

      Его рассказ был не для слабонервных.

      Я тогда сидел в палате на своей койке и молча слушал.

      Саня с земляком, кажется, его звали Андрей, рядом на стульях. За полтора года на войне я насмотрелся всякого, но и меня тогда стало трясти.

      Андрей рассказал, как в мае сорок второго их родную деревню под Витебском окружил украинский батальон шуцманшафта[29].

      Жителей загнали в колхозное зернохранилище и подожгли. Это еще было не все. Упившиеся самогоном каратели рубили топорами маленьких детей, а связанного старика живьем распилили двуручной пилой.

      Я не слышал, чтобы такое творили немцы, финны и даже венгры.

      – Мы «языка» ихнего летом взяли, – помолчав, добавил Андрей. – Главный тогда у них гауптман Роман Шухевич[30] был. Эти гады до палаческой службы в батальоне «Нахтигаль» служили.

      «Нахтигаль» – по-немецки «соловей». Структуру немецких спецслужб в бригадной школе преподавал капитан-пограничник. С этими диверсантами абвера[31] он схлестнулся еще в первый день войны.

28

Пистолет-пулемет Судаева. Имел откидной приклад. Предназначался для разведывательных и десантных частей.

29

Schutzmannschaft Bataillonen – территориальные охранные части из восточных добровольцев под немецким командованием. Основу батальона составляли три стрелковые роты.

30

Роман Шухевич – кадровый офицер абвера. В последующем командующий УПА. Национальный герой Украины.

31

Абвер – военная разведка в гитлеровской Германии.