Чучело. Владимир Железников

мигом окружили Попова, и со всех сторон понеслось:

      «Ну и Попик! Ну и верзила!»

      «Ну и раб! Дать ему по носу!»

      «Да отстаньте вы от Попова», – вдруг совершенно спокойно сказал Димка.

      А я решила: наконец он все скажет. Я снова задрожала от страха: все-таки сознаваться страшно, хотя и надо. Но я раньше времени задрожала, он и не думал сознаваться. Он сказал: какая разница, Попов это сделал или не Попов, все равно Маргарита бы узнала, и что во всем виноваты мы сами, и нечего искать козла отпущения.

      «Большая разница! – возмутилась Железная Кнопка. – За предательство знаешь что бывает?»

      А Димка развеселился – он перестал бояться – и, совсем как прежде, сказал:

      «Ах, ах, как страшно!»

      «Попов, рассказывай!» – приказала Железная Кнопка, демонстративно отворачиваясь от Димки.

      «А что? – Попов самодовольно хмыкнул и посмотрел на Шмакову. – И расскажу».

      «Еще как расскажет, – улыбнулась Шмакова, – хотя кое-кому это и не понравится… – Она притворно вздохнула: – Но что поделаешь!.. На всех не угодить!»

      «Ребя! – Попов сиял. – Ребя, что было!..»

      Он так многозначительно посмотрел на Димку, что можно было подумать, что он все знает! И я посмотрела на Димку, и снова меня как молнией пронзило: его опять от страха всего перекорежило! Тогда я опять бросилась очертя голову вперед, чтобы помочь ему.

      «Послушайте! – закричала я. – Послушайте меня!..»

      «В чем дело? – возмутилась Железная Кнопка. – Что ты нам мешаешь?..»

      «Ну почему же мешает, – вмешалась Шмакова. – А может быть, она скажет что-нибудь по делу. Говори, Бессольцева… Мы ждем с нетерпением».

      «Ребята, – сказала я. – Это… это…»

      Я уставилась на Димку, сверлила его глазами, чтобы он понял, что ему уже пора сознаваться, что больше нет ни одной свободной секунды. Но он снова промолчал, он как будто не замечал моих взглядов.

      «Это… – я решилась сама назвать его имя, раз он не мог, – сделал…» И замолчала, хотя понимала, что для отступления уже все дороги отрезаны. Но у меня дыхание перехватило, никак я не могла назвать Димкино имя.

      «Ты что замолчала? – насела на меня Шмакова. Она стояла передо мной в торжественной, величественной позе, сложив руки на груди. – Ну говори же, говори, кто это сделал, по-твоему?»

      Дедушка! Посмотрела я на Шмакову и поняла: вот кто обрадуется, когда узнает про Димку. И вдруг я почему-то улыбнулась и сказала совсем не то, что собиралась…

      «Это сделала я!..»

      – Ах вот в чем дело, – сказал Николай Николаевич и как-то весь преобразился.

      Значит, Ленка всю вину взяла на себя. А он, старый леший, даже не подумал об этом. Кажется, она сможет прожить жизнь не хуже прочих Бессольцевых, ибо обладала теми чудными качествами характера, которые непременно требовали от нее участия в судьбах других людей и боли за них.

      Это открытие, так неожиданно посетившее Николая Николаевича, обрадовало его несказанно. Он встал и весело прошелся по комнате, напевая себе под нос, что случалось с ним крайне редко.

      – Что с тобой? –