Место встречи изменить нельзя. Гонки по вертикали. Георгий Вайнер

и бисеринки пота на переносице. И в этот момент, оттого что она мне сказала первый раз «ты», я неожиданно для самого себя решил жениться на ней. Я подумал, что на всей громадной земле не найти мне лучше Вари. Может быть, есть девушки и красивее, и умнее, но только навряд ли, да и не нужны они мне были, мне нужна была эта. И Жеглову уступать ее я был не намерен.

      А Варе, которая и думать-то не думала, что я уже выбрал ее в жены, и наверняка до упаду стала бы хохотать, скажи я ей об этом, – ей я ответил:

      – Да я и не рвусь. Мне не трудно…

      – А командовать другими не хочется? – улыбнулась она, и я снова подумал о том, как нравятся женщинам мужчины-командиры, начальники, говоруны и распоряжалы; и еще я подумал о том, как трудно объяснить женщинам, что если ты в девятнадцать лет становишься командиром ста двадцати трех человек, которые вместе называются ротой, и от твоей команды зависит, скольким из них вернуться из боя, то спустя некоторое время не больно охота чувствовать себя командиром и много приятнее отвечать только за себя.

      Из всех командиров, которых мне довелось увидеть на фронте, настоящими были только те, кто ощущал свою власть как бремя ответственности, а не как право распоряжаться…

      – Не хочется! – сказал я совершенно честно. Ей-богу, совсем не хотел я тогда никем командовать.

      – Забавный ты человечек, – сказала Варя.

      Я пожал плечами:

      – Вот окончите свой институт, пойдете в школу – накомандуетесь.

      – Я хочу в детский дом идти после института – там интересней. И школа, и семья сразу…

      Жеглов крикнул нам:

      – Разговорчики в строю! Команды «вольно» не было! Шашки к бою, лопаты в грунт!

      – Ты лучше насчет обеда иди узнай, – сказал я ему.

      Перерыв на обед сделали около часу дня. Задымили костры. Располагались группами, доставали из сумок провизию и немудрящую посуду. Жеглов ходил считать мешки Мамыкина и вернулся довольный. В котелках булькала картошка, особенно красивые, ровные клубни засунули в жар. Разложили на газетах харчи. Жеглов достал бутылку водки, лихо – о каблук – вышиб пробку, сказал:

      – Сейчас мы ее отведаем, злодейку, которая и в тени сорок градусов…

      Тогда Коля Тараскин вытащил откуда-то еще одну бутылку с чуть желтоватой жидкостью, протянул Жеглову:

      – Ну-ка, махнем и этого зелья – оно, как говорится, прошло огонь, воду и медные трубы!

      Пасюк радостно потер огромные свои ладони-лопаты:

      – Ох, братцы, люблю я домашнюю горилку…

      Жеглов протягивал Варе алюминиевую кружку, в которой плескалась горькая прозрачная жидкость, а она смешно качала головой и говорила:

      – He-а! Не-е…

      – Ты немножко выпей – только на пользу. И монаси приемлют! – говорил Жеглов, а она смотрела на него прищурясь, улыбалась:

      – Вы, товарищ капитан, сейчас похожи на настоящего пиратского капитана…

      Жеглов вздернул бровь и подбоченился.

      – …когда он угощает туземцев «огненной