Частица твоего сердца. Эмма Скотт

на тлеющие угли жидкости для розжига, и вскоре костер вспыхнул, создавая завесу света и тепла.

      – Именно это отобрали у тебя на Аляске?

      Холден резко повернул ко мне голову.

      – Что?..

      – Ты сказал, что с тобой этого парня не ждет ничего хорошего, – напомнил я. – Этому тебя учили? Что ты ни на что не годен?

      – Да, – медленно проговорил он. – Но началось все раньше, с моих родителей. И это сложнее…

      – Все это просто чушь, – выпалил я. – Кто бы ни заставил тебя так думать. И неважно, когда все началось. Это чушь собачья.

      Я допил пиво и направился к Хижине, чтобы взять еще две бутылки. И встал над Холденом, предлагая одну. Он взглянул на меня с благодарностью в глазах и взял пиво. Фляжку он убрал в карман пальто.

      Мы пили пиво, а солнце садилось все ниже. Холден вдруг повернулся ко мне, голос его прозвучал мягче, чем когда-либо:

      – На что это походило? Увидеть нечто такое… что довелось тебе?

      Мое тело тут же напряглось.

      – А как ты, черт возьми, думаешь, на что это походило?

      – Понятия не имею, – проговорил Холден. – Честно говоря, я даже не могу себе это представить. Я, конечно, терпеть не могу своих родителей, разумных-вирусов-в-человечьем-обличье, но оказаться свидетелем подобного… – Он пожал плечами. – Полагаю, на самом деле мне хочется знать, все ли с тобой в порядке? – Я сердито взглянул на него, и он поднял руки перед грудью. – Не откусывай мне голову. Это закономерный вопрос.

      Я не сводил с него взгляда, но защитная злость растаяла, стоило лишь осознать, что никто, кроме социального работника, никогда не спрашивал меня о родителях. Она говорила мне то, на что остальные просто не осмеливались, опасаясь, как бы подобные разговоры не напомнили о смерти матери. Как будто без их слов я смог бы об этом забыть. И не носил происшедшее в себе ежедневно, ежечасно.

      Или каждую ночь не видел вновь в своих кошмарах.

      Я чуть не велел Холдену отвалить, но никто также не спрашивал меня, все ли со мной в порядке.

      – Я не знаю, – сказал я огню. – Полагаю, я стараюсь как могу. И больше не хочу об этом говорить.

      На губах Холдена появилась улыбка, необычная, мягкая, без острых уголков.

      – Достаточно честно. Давай сменим тему на нечто менее тревожное и болезненное.

      – Например?

      – Девчонки. Конечно, не моя любимая тема. Но я признался тебе в гнетущем состоянии своей личной жизни. И если тоже хочешь излить душу, я весь внимание.

      В сознании тут же всплыло идеальное лицо Шайло с гладкой кожей и полными губами. Я вспомнил светившийся в ее глазах ум, когда она обращала все внимание на решение какой-либо стоявшей перед ней задачи. Например, латала преступника вроде меня. Это уже стало школьной сплетней. Миллер считался изгоем, Холден – вампиром, а мне досталась роль бывшего заключенного, притворявшегося учеником старшей школы.

      В каком-то смысле они были правы. Преступление отца запятнало и меня. Даже просто находиться в доме Биби или сидеть в патио вместе с Шайло казалось неправильным. Хорошим, но неправильным. Как будто я ворвался в их идеальную