Дай мне любить тебя. Виолетта Роман

ему в глаза.

      В комнатку заходят двое курсантов. Первый блондин, незнакомый мне.

      – Костян, что хотел?

      Тот, что улыбался мне, поднимает глаза на вошедших.

      – Верх, там к тебе пришли.

      Блондин пропускает Илью. Верх поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. Мое сердце рвется на куски. Я стою как вкопанная и слова вымолвить не могу. Смотрю ему в глаза, и мне хочется разрыдаться. Высокий, в курсантской форме, он смотрится так непривычно правильно. Верх поправляет кепку за козырек. Похудел немного. Его глаза ни на секунду не отпускают моих. Он хмурится, а когда подходит к решетке, разделяющей нас, я читаю дикий восторг в его глазах.

      – Малая? – хрипло, вскинув бровью вверх. Улыбаюсь, не знаю, с чего начать.

      Мы стоим рядом друг с другом, нас разделяют считанные сантиметры и высокое железное ограждение до самого потолка.

      Пожираю его, не могу насмотреться. В форме он такой мужественный, ни капли на бандита не похож. Губы Ильи кривит улыбка, робкая, неуверенная. Он будто и не верит, что это я.

      А потом вдруг хмурится.

      – Что-то случилось?

      Я киваю. Мне просто жизненно необходимо почувствовать его, притронуться. Тянусь к ограждению, просовываю руку в пространство между прутьев. Тянусь к его лицу. А он к руке моей. Кладет скулу на мою ладонь и глаза прикрывает. Веду пальцами по его коже, а саму лихорадит. Не могу больше, не могу держаться подальше. Не могу жить без него.

      В этот момент все перестает существовать. Нет КПП, нет нескольких курсантов, следящих за нами во все глаза. Нет ни Марго, ни его матери, нет Ника – все пустое. Есть его горячая кожа, его дыхание, опаляющее мое запястье, и его руки, держащиеся за прутья. Он будто упасть боится, так вцепился в них и глаз не открывает.

      – Спасибо тебе, – слетает на выдохе. Голос ломаный. Ком поперек горла встает. Он распахивает глаза, хмурится. А потом понимает, о чем я.

      – Ты не должна об этом думать. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Вик, – хрипло, сдавленно.

      Боль в его глазах буквально плещется. Она окатывает меня, заставляет захлебываться, лишает кислорода легких.

      – Но ты продал машину… ты ведь так любил ее. Ты делал ее три года. Она – все, что у тебя было.

      Илья усмехается. Грустная улыбка кривит его губы.

      – Она значила для меня много, но не столько, сколько ты…

      – Илья! Ротный идет, давай быстрее!

      Верх оборачивается к парням.

      – Сейчас!

      Я понимаю, что ему нужно уходить, но мне так много хочется сказать. Так сильно хочется обнять, почувствовать его… Он за руку меня хватает, сжимает ее сильно, в глаза мои смотрит. Протягивает руку, касаясь пальцами моих губ.

      – Илья! – раздается с улицы.

      Он молчит. Жадно всматривается в мое лицо.

      – Мне так не хватает тебя… Вик. Очень.

      Прикрываю глаза, потому что из них текут слезы.

      – Эй, не плачь, а то я хер забью на все. Просто оторву с корнями долбанную железку и с тобой уйду, – смеется.

      Мне становится страшно. Я ведь понимаю, что сделает!