Миля дьявола. Дмитрий Безуглый

искренне удивился.

      – Это я и хочу узнать.

      Доктор психиатрии продолжал внимательно изучать лицо Келлера и вдруг понял, что его так заинтересовало: отпечаток детской непосредственности – так смотрят подростки, когда ожидают порицания или наказания. Застывшее умственное развитие? Этот факт показался ему весьма интересным. Как и то, что строение симметричного черепа Адека Келлера заслуживало внимания. Нижняя и верхняя челюсти сильно выступали вперед, отчего фон Эбинг сделал вывод о том, что их обладатель относится к типу прогнатов. Запомнив эти два вывода, профессор не стал их тут же записывать в свою книгу, дабы не нарушать устанавливающуюся связь между ними. Куда важнее было разговорить Келлера и получить от него информацию, которую можно использовать в научных целях (работы фон Эбинга были посвящены изучению психопатий).

      – Для начала я хочу поговорить с вами, – продолжал доктор. – Хочу понять вас. Вы не против?

      Адек не ответил. Молчал и Рихард, терпеливо ожидая реакции.

      – Я не против, – наконец произнес тот.

      – Садитесь, – профессор осторожно пододвинул один стул к заключенному, на другой присел сам чуть поодаль от него, но так, чтобы не оказаться напротив собеседника, а сбоку. Таким образом, он подсознательно избегал возможной конфронтации в беседе. Келлер послушно притянул стул к себе и присел на него. Звякнули цепи, эхом отражаясь от каменных стен.

      – Как вы себя чувствуете, Адек?

      – Нормально, – пожал тот плечами.

      – С вами хорошо обращаются? – в голосе фон Эбинга слышалась искренняя забота. Это не ускользнуло от слуха арестанта – в его глазах отразилось удивление. Значит, он проявляет адекватность и понимает суть происходящего. Для помешанного, коим слыл Келлер, такая особенность была бы малореальной.

      – Не знаю. А как это?

      Рихард едва заметно покивал головой.

      – Подразумеваете вашего приемного отца? Он с вами жестоко обращался?

      – Обычно, – Келлер пожал плечами. Его гориллоподобное лицо, обросшее волосами, не выражало никаких эмоций.

      – Скажите, Адек, – сменил направление разговора доктор Эбинг, почувствовав, что эта тема способна заставить собеседника замкнуться в себе, – когда вы находитесь в камере, о чем думаете? Какие мысли приходят вам в голову?

      Заключенный задумался. Потом ответил:

      – Разные. Всех не припомнить.

      – Вы фантазируете?

      – Может быть, – при этих словах губы Келлера расплылись в плотоядном оскале.

      – Вы прокручиваете в памяти то, что совершали?

      – Да. Я вспоминаю. Это все, что у меня осталось.

      – Расскажите мне, – попросил фон Эбинг, – о ваших воспоминаниях.

      – Вам это интересно? – удивился арестант.

      – Иначе не спрашивал бы.

      – А вот остальным не интересно, – Келлер вдруг неожиданно захохотал, чуть запрокидывая голову назад. – Они говорят – это отвратительно! Это ужасно!

      – Может, им просто не понять вас?

      – Вы