М.Ю.Л.. Антон Рай

ный поезд, в одном из купе которого коротали время три не совсем обыкновенных пассажира1. Один из них был роста высокого, другой – среднего, а третий так и вовсе маленького. Лицо высокого дышало энергией и властностью, хотя проскальзывало в нем и что-то задиристо-мальчишеское. Лицо невысокого было неопределенно – одно из тех лиц, которые мы мельком видим и тут же забываем каждый день. Самым же замечательным было лицо пассажира среднего роста. Как бы получше описать его? Во-первых, это несомненно красивое лицо и даже несколько женственно-красивое. Во-вторых, это лицо человека, прекрасно знающего себе цену. В-третьих, цена эта, в свое время несомненно высокая, в настоящее время была неопределенной. Представьте себе золотой слиток в тот день, когда цена на золото по каким-то неведомым причинам резко упала. Да, цена упала, но золото остается золотом – таким вот слитком упавшего в цене, но все же при любых условиях остающегося ценным золота и было лицо пассажира среднего роста.

      Итак, три разноростных человека, вместе со своими лицами2, сидели в купе. Довольно долгое время троица сидела молча, не вступая друг с другом в беседу, но наконец одному из них, а именно высокому, надоело повисшее в купе неловкое молчание, и он обратился к «золотому» пассажиру среднего роста (в дальнейшем именуемым «средним»):

      – Не возражаете, если я, выражаясь литературным языком, вступлю с вами в общение. Деваться-то нам некуда – все равно ведь познакомимся.

      – Совсем не возражаю, – с охотою поддержал разговор средний, хотя, по-видимому, он с такою же охотой сидел бы и в полном молчании. – Всегда приятно поговорить с человеком, выражающимся литературным языком.

      Следующий вопрос высокого, однако, был скорее бесцеремонно-кратким, а вовсе не изысканно-литературным:

      – Зачем в Питер едете?

      – По делу, – в тон ему ответил средний.

      – Какому?

      – По важному.

      – Очень важному? – несколько насмешливо спросил высокий, как будто бы не верил в существование очень важных дел – во всяком случае для других.

      – Очень, – спокойно и серьезно ответил средний и, в свою очередь, спросил:

      – А вы?

      – Зачем в Питер еду?

      – Да.

      – По делу. По важному. По очень важному делу в Питер еду. Так что мы оба едем в Питер и оба – по очень важным делам, с чем я нас и поздравляю.

      – А я так просто из отпуска домой возвращаюсь, – вклинился в разговор человек маленького роста (в дальнейшем именуемый «маленьким»), которого, впрочем, никто ни о чем не спрашивал и чье замечание, таким образом, повисло в воздухе. Высокий же продолжил разговор со средним:

      – Вы иностранец?

      – Нет, – с улыбкой ответил средний. – А что – говорю неправильно? Или с акцентом?

      – Вроде без акцента и не то, чтобы неправильно, но как бы немного через силу – как будто нужные слова подыскиваете.

      – Понятно. Просто я очень долго не был в России, наверное, лет десять, – за границей обретался. Вот, навыки живого общения на русском и подрастерял.

      – А что за границей делали?

      – Лечился.

      – Лечились? От чего лечились?

      – Трудно сказать – меня потому за границу и отправили, что не могли точный диагноз поставить, а в Швейцарии как раз открылось заведение, где собирали таких вот «странных» пациентов, про которых не скажешь, что они в своем уме, но и сумасшедшими не назовешь.

      – Ну, этак про любого можно сказать, – опять встрял маленький, но снова был проигнорирован.

      – И что, вылечили в итоге? – продолжил вопрошать высокий.

      – Вылечили, а точнее я сам вылечился, да я, впрочем, и не совсем болел3. Мне просто надо было успокоиться, а лучшего места для успокоения, чем Швейцария, не найти.

      – Так же как и худшего места, чем Россия.

      – Пожалуй, вы правы. Мой врач активно не советовал мне возвращаться на Родину – говорит, может быть рецидив. Но я в последнее время сильно тосковать стал.

      – Ностальгия, что ли?

      – Она самая. Прямо хоть в петлю лезь. Ну а чем в петлю, лучше уж домой, в Россию.

      Все трое на минуту задумались: как можно интерпретировать данную фразу и стоит ли ее считать комплиментом России? Наконец, высокий бросил мысленные интерпретации и продолжил разговор:

      – Мы, кстати, так и не познакомились. Вас как звать-то?

      – Михаил. Михаил Юрьевич Лев.

      – И чем же вы, Михаил Юрьевич, заниматься в России собираетесь?

      – Я не собираюсь, я уже и так занимаюсь. Я – писатель.

      Тут маленький засмеялся, высокий же посмотрел на среднего испытующе-соболезнующим взглядом, как будто желая убедиться в его все же не до конца залеченном сумасшествии, – с тем, чтобы уже более с ним не разговаривать. Тот, однако, совершенно спокойно

1

«В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, – оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор». (Ф. М. Достоевский. «Идиот»)

2

«– Стоп. Неужели вы думаете, что можно слушать комические куплеты с таким вот уныло-постным лицом? Я вас очень прошу – выйдите вместе с ним в сад. – С кем, сэр? – С лицом. – Да, но оно хотело бы дослу… – В сад. – …шать до конца. – В сад. В сад». («Как Харрис поет комические куплеты». «Трое в лодке, не считая собаки» (1979). Экранизация романа Джерома К. Джерома. Реж. Наум Бирман. Сценарий: Семен Лунгин. В роли Харриса – Александр Ширвиндт).

3

«Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, слишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, в роде падучей или Виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: „что же, вылечили?“ – белокурый отвечал, что „нет, не вылечили“. – Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, – язвительно заметил черномазый». (Ф. М. Достоевский. «Идиот»)