Верная. Юлия Резник

и опускаюсь на широкий диван, отделяющий гостиную от зоны кухни. Следующие минут пятнадцать Нинуська развлекает меня своими танцами. Она довольно высокая для своего возраста, и может потому, а может, по какой-то другой причине, грациозности в ней примерно столько же, сколько и в новорождённом жеребёнке. Зато её отсутствие компенсирует завидный энтузиазм. Уж этого добра в моём чаде с избытком. Трудно найти более упрямого и неунывающего ребёнка.

      – Великолепно! – с восторгом резюмирую я, когда Нина останавливается, чтобы перевести дух, и тут же, исподтишка на неё напав, затаскиваю к себе на диван и щекочу, щекочу… Нинуська смеётся, и я тоже смеюсь – запыхавшись, она сопит, как возмущённый ёж. Касаюсь носом взмокших медных прядей, налипших ей на лицо, делаю глубокий вдох. Младенцем она пахла совсем иначе. Как же быстро уходит время! Кажется, что я за ним совершенно не успеваю и упускаю что-то по-настоящему важное.

      – Нинусь, – шепчу я, – а давай бросим всё и рванём куда-нибудь на край света?

      Катя оборачивается, так и не донеся до стола блюдо с пирогом, и удивлённо вздёргивает брови. Знаю-знаю, неожиданно! И необдуманно тоже…

      – Ну ты что мам? Мы ведь это уже обсуждали. Я не могу. У меня репетиции и Толик.

      Аргумент. У моей дочери, в отличие от меня самой, с личной жизнью полный порядок. Но кое в чём мы с ней всё-таки совпадаем. Если верить Кате, нас магнитом притягивают бедовые парни. Толик – как раз такой. Бедовый. Даже его матери трудно вспомнить, какую кость он ещё не ломал, и где у него нет шрама. Неприятности следуют за Толиком по пятам. И, как ни странно, делают его ещё более привлекательным в глазах подружек по песочнице. Прибавьте к этому симпатичную мордашку, белобрысый, дыбом стоящий ёжик волос, шрам, пересекающий бровь, – и вот уже перед вами главный сердцеед на районе.

      – Как он поживает? – улыбаюсь я.

      – Ой, мама, Толик как Толик, – не по-детски обречённо вздыхает Нина, отчего мы с Катей смеемся так долго и громко, что начинают болеть животы.

      – Ну и чего смешного? – хмурится Нина.

      – Ничего. Это мы так… Топай уже в ванную. Я тоже хочу помыться.

      Смыть с себя этот день. Его липкость и ароматы.

      Нинуська уходит. Я помогаю Кате убрать со стола. Ей уже нелегко одной справляться и с хозяйством, и с моей непоседливой дочкой. Но когда я пытаюсь представить кого-то другого на её месте, всё во мне тому начинает противиться.

      – Кать, может, все же наймём тебе помощницу?

      – Ни за что, – хмурит она седые брови. – Или тебе что-то не нравится?

      Катя не может скрыть беспокойства в голосе, как ни старается. Я трясу головой:

      – Нет, что ты. Просто дел ведь у тебя – вон сколько. Может, всё-таки посмотришь кандидаток?

      – Нет, – упрямится. – Молодые – все безответственные. Ничего не могут.

      – Ну, как знаешь. А я сегодня, между прочим, холодец ела. Помнишь, ты давно-давно готовила на Рождество?

      – И где ж тебя холодцом кормили?

      – А, в забегаловке одной… Вкусный был. Кать…

      – М-м-м?

      – А ты чего со мной больше