Словно птица. Люси Кристофер

как. Вместо этого он давит на поршень и вводит лекарство. Я смотрю, как лебедь закрывает глаза. Кожа у него на веках дряблая и морщинистая – такая же, как на руках у дедушки. Пока лебедь еще дышит.

      Дедушка вытаскивает иглу из птичьей шеи.

      – Устрою ему там постель. – Он кивает на комнату в задней части домика, где раньше иногда оставляли на ночь небольших животных.

      Я провожу рукой по сломанному крылу. Теперь лебедь не дрожит. Он крепко спит. Дедушка разворачивает меня спиной к себе и подталкивает к двери; я не спорю.

      Папа с шумом закрывает окно.

      – Пойдем, Айла, мы уезжаем, – тихо говорит он и кладет руку мне на спину.

      Я успеваю заметить, что дедушкино лицо помрачнело. Он качает головой, а потом быстро выходит. Решительно направляется к дому и с грохотом захлопывает дверь на веранду.

      Папа пожимает плечами.

      – Он просто вредный старый сыч. Всегда таким был.

      Папа быстро идет к машине. Я немного задерживаюсь; жду, когда дедушка снова усядется в плетеное кресло у окна. Но папа уже завел машину, и мне приходится поторопиться.

      Глава 5

      Когда мы возвращаемся домой, мама уже поджидает нас в дверях. Она переводит взгляд с моего лица на папино и обратно.

      – У тебя снова болело, да? – Она хватает папу за плечи и не дает ему войти, пока он не посмотрит ей в глаза.

      – Вроде того, – бормочет папа. – Но ты не о том беспокоишься. Лебеди врезались в электрические провода над заповедником.

      Мама ведет его на кухню, не обращая внимания на его слова.

      – Это случилось уже второй раз, да? – Она бросает на меня взгляд и понижает голос. – Тебе немедленно нужно к врачу.

      – Да-да, конечно. – Папа отмахивается от нее и идет к Джеку, который сидит перед телевизором.

      Тот двигается на диване, чтобы пустить папу, а папа сразу начинает рассказывать ему про лебедей.

      – Электрические провода? – уточняет Джек. – И никаких предупреждающих знаков?

      Папа качает головой:

      – У птиц не было шансов.

      Он плюхается на диван рядом с Джеком, и кажется, что из него сразу уходят все силы. Он становится мягким, как диван. Мама подходит ко мне, и я понимаю, что все еще стою в дверях; она берет мое лицо в руки; пальцы у нее холодные.

      – Все в порядке, милая? – спрашивает она.

      И с тревогой смотрит на меня. Я стараюсь сложить губы в улыбку, чтобы успокоить ее. Не обо мне ей нужно волноваться.

      – Все хорошо, – говорю я.

      Но еще мне хочется сказать, что у папы дела не очень, что в заповеднике он выглядел очень больным, однако мама уже прижимает меня к своему мягкому свитеру и запускает пальцы мне в волосы.

      – Хочешь пиццу?

      Я морщусь, когда мамины пальцы застревают в спутанных волосах. Она достает из сумки расческу и пытается меня причесать. Я уворачиваюсь, поднимаюсь наверх и снимаю заляпанные грязью штаны. Снова спустившись на первый этаж, я вижу, что папа тоже переоделся. Он опять сидит на диване, но уже в пижамных штанах. Я сажусь на пол