Лис. Михаил Нисенбаум

поэтические:

      – «Космос» – прежде всего «порядок», «убранство», «красота», «вселенная». Уважаемые ученицы, вероятно, слышали слово «косметика». Многие ошибочно полагают, что косметический уход непременно предполагает наложение грима, помады, туши и тому подобное. Но речь идет только о приведении себя в порядок, а в вашем случае это опрятность и чистота. Помните римскую поговорку: «Лучший запах тела – отсутствие запаха»? Но если «мундус» еще и «красота», давайте вспомним изречение Достоевского, дескать, красота спасет мир. Это как? «Мундус мундум сальвабит»? «Мундус» – и мир, и красота. Что же получается? Мир сам себя и спасет?

      Студенты слушали невнимательно, на лицах не выражалось ни волнения, ни вдохновения, ни хотя бы недоумения. Но пожилая дама с низким голосом и неподвижными черными глазами производила впечатление человека, выработавшего строгие правила на все случаи жизни. Пожалуй, если бы в аудитории сидел один-единственный лоботряс, Варвара Арсеньевна вещала бы про «мундус» и красоту, которая неспособна спасти мир, тем же внушительным голосом.

      Кульчицкая основательно готовилась к занятиям, была квалифицированным преподавателем и широко образованным человеком. Она умела держать аудиторию в узде и заставить студентов работать. Поэтому, когда один из совместителей переметнулся в институт Мориса Тореза, Тагерт разыскал телефон Кульчицкой и пригласил ее на кафедру.

      И вот теперь, после очередной порции кляуз, он согласился по-дружески и в качестве «крепкого мужчины» пожаловать к Кульчицкой, «одинокой пожилой женщине» домой. Пятница приближалась на всех пара́х, как зимний экспресс дальнего следования.

      Елочный базар, где Варвара Арсеньевна назначила встречу, располагался неподалеку от Театра кукол. У зубчатых досок изгороди ни живы ни мертвы вповалку кренились разнокалиберные ели – от долговязых трехметровых недорослей до еловых младенцев ростом с первоклассника. Утоптанный снег начинен хвоей и усеян обломками истерзанных веток, а воздух просмолен запахом свежераспиленного елового мороза. Валяющиеся ветки саднили мировым неустройством.

      Тагерт не сомневался, что Варвара Арсеньевна выберет крошечное пушистое деревце, но она придирчиво осматривала всех до единого великанов. Наконец из расписной будки был призван красноносый продавец в шлеме танкиста, ватнике и грязно-белых валенках. Бечевка прижала к стволу тугие густохвойные ветки, топор отсек нижние голые сучья, и Тагерт на пару с одинокой пожилой женщиной поволокли трехметровую дылду в сторону Долгоруковской улицы.

      – Прежде мне помогал Павел, племянник. Но он, видите ли, в прошлом году женился и переехал в Можайск.

      Тагерт помалкивал, стараясь не сбиваться с шага.

      – Павел, Павел… – задумчиво повторила Кульчицкая, которая шла сзади, ухватив ель ближе к макушке. – Все нынешние демократы сдали партбилеты. Вы обратили внимание? Все вышли из коммунистов и преобразились. И Ельцин, и Афанасьев, и Собчак.

      – Ну