Ожерелье из разбитых сердец. Светлана Демидова

был слишком тяжел, лоб – чересчур нависал над глазами. И эта копна давно не стриженных волос, и излишняя сутулость...

      – Кончай на меня пялиться! – неожиданно потребовал он и ожег меня быстрым взглядом своих темно-карих, чуть удлиненных к вискам глаз.

      Я, застигнутая на месте преступления, вздрогнула и спросила первое, что пришло в голову:

      – А вы всем «тыкаете»?

      – Нет, тем, кто на меня пялится.

      – А другого слова, кроме «пялиться», вы не знаете? Я, например, просто вас рассматривала.

      – Ну и чего высмотрела?

      Что мне было ему ответить? Во мне вдруг проснулась волчица. Нет... Волчица – вот так! Какого черта я должна сидеть в его машине подбитой птицей? Он должен быть мне благодарен. А я ему ничего не должна. А раз задает вопросы, пусть получит правду в ответ:

      – У вас необычная внешность, вот я и смотрю.

      – Ну и?

      – Что бы вам хотелось от меня услышать?

      – Правду, разумеется.

      – А до сих пор вы ее ни разу не слышали?

      Он с силой нажал на тормоз. Нас чуть не вынесло на тротуар, а я пребольно ударилась лбом о переднее сиденье.

      – Какого черта? – пискнула я, кривясь и потирая лоб. – Гибэдэдэшников на вас нет!

      – То, что я уже слышал, тебя не касается. У тебя ведь на все свое собственное мнение, не так ли?

      Я видела, что Феликс разозлился. Ноздри его нервно подергивались. Мне казалось: еще немного – и он двумя пальцами переломит мне шею. Видимо, нескромные взгляды и разговоры о внешности достали этого человека уже не на шутку.

      – Слушайте, а не оставить ли нам эту тему на потом? – предложила я. – Все-таки у вас мать в реанимации...

      – Мы сейчас туда непременно двинем, но ты... – Он смерил меня диким взглядом. – Прямо сейчас скажешь, что я – урод, чтобы больше уже к этому не возвращаться и не играть в идиотские гляделки.

      Я вдруг рассмеялась и, почему-то тоже перейдя на «ты», весело спросила:

      – Хочешь правду, значит?

      – Твою правду...

      – Да пожалуйста! Я и сама не пойму: уродлив ты или красив. Сумасшедшая помесь! Потому и глаз не оторвать!

      Феликс куснул свою нижнюю губу, потом резким движением перебросил через сиденья ручищи, сграбастал меня за плечи и вытащил, как репку из грядки. Я странным образом зависла посреди салона, а мои глаза оказались прямо напротив его, яростно-карих. Он мог бы меня заглотить целиком, но поцеловал в губы. Честное слово, после этого мне страшно захотелось быть им проглоченной... нет... им испробованной... изведанной... исцелованной вусмерть... И мы уже оба знали, что так оно и будет.

      Нет смысла описывать, как мы занимались делами его матери. Мы должны были сделать все быстро не только потому, что Надежда Валентиновна уже балансировала между жизнью и смертью, а еще потому, что нам не терпелось остаться вдвоем. После того, как в отделение реанимации были переданы все необходимые лекарства, Феликс побеседовал с главврачом и вышел ко мне,