Ожерелье из разбитых сердец. Светлана Демидова

потом уже прятать не смогла.

      – Ты любишь моего сына? – как-то спросила она.

      – Люблю. – Я не могла ответить по-другому. Да и чего скрывать, если я была переполнена этой любовью.

      – Феликс приносит женщинам несчастье.

      – Ерунда, – со счастливым лицом отмахнулась я. – Просто у него еще никогда не было такой женщины, как я.

      Надежда Валентиновна посмотрела на меня то ли с жалостью, то ли с сомнением. Я тут же поспешила эти ее сомнения развеять:

      – Он тоже любит меня.

      – Это он тебе сказал?

      – Это я чувствую...

      – Чувствуешь?

      – Я ТОЧНО ЗНАЮ ЭТО! – Да, я проговорила это так, будто писала заглавными буквами, потому что была уверена в Феликсе, как в себе.

      Следующим вечером я случайно услышала конец разговора, который произошел между Надеждой Валентиновной и сыном. Он был странным. Я сначала слегка насторожилась, а потом опять отпустила себя на волю. Я люблю Феликса. Моя любовь запросто снесет все преграды, если они есть. Я в этой своей любви настолько сильна и могущественна, что в состоянии переделать мир, а не то что отдельно взятого человека! Впрочем, я не собираюсь переделывать Феликса. Он мне нравится именно таким, каков есть.

      – Ты взялся за Антонину? – с непонятной мне интонацией спросила сына Надежда Валентиновна.

      – У нас с ней все хорошо, – прогудел в ответ Феликс.

      – Но ведь все будет так, как всегда?

      – Нет... не уверен... – действительно неуверенно ответил он.

      – Зато я уверена!

      – Позволь мне самому решать... Это моя жизнь!

      Как же мне понравился восклицательный знак в конце предложения, который я явственно услышала. Конечно же, мать, одинокая женщина, ревнует сына к его возлюбленным. Это нормально, и понятно, почему она смотрит на меня с неприязнью.

      – А что будет, если она... скажем так, узнает о твоей... нестандартной профессии? – В голосе Надежды Валентиновны слышалась нескрываемая ирония, и мне вдруг открылось, что мать с сыном не так уж и любят друг друга, как мне казалось до этого. А мать Феликса между тем продолжила: – С ней может случиться нервный срыв!

      – Хорош! – рявкнул сын.

      В ответ и прозвучала странная фраза, сказанная твердым голосом женщины, которую я считала нежным, чуть увядшим цветком:

      – Я ни за что не выйду из игры, понял!

      – Тут не до игр! Тоня... она – другая...

      – И в чем же?

      – Она называет себя Волчицей.

      – Отлично... Это может стать новым направлением...

      На этом «направлении» я решила войти в комнату. Да, Надежда Валентиновна сказала нечто странное, но я все равно ничего не боюсь! В особенности – «нестандартных профессий». Мне нет дела до профессии Феликса. Я никогда этим не интересовалась. Мне не нужны дивиденды с его трудов. Мой приятель и одновременно начальник Кирилл Мастоцкий мне всегда хорошо платил. Я сама обеспечивала свою жизнь. Предыдущие женщины Феликса меня не интересовали. И у меня было