Наследник. Книга вторая. Алексей Хапров

мощным был издаваемый Богданом храп. Меня никак не отпускали мысли о Радике – именно они были причиной моей бессонницы. Я задумчиво смотрел в окно и был погружён в гнетущую, болезненную пустоту.

      И тут до моих ушей вдруг донёсся какой-то смутный, какой-то шелестящий звук, как будто кто-то, старательно маскируясь, осторожно продвигался по коридору.

      В моём сознании загорелся аварийный сигнал тревоги: «Внимание, опасность!».

      Я приподнял свою голову над подушкой и, обернувшись к двери, целиком обратился в слух.

      Шаги приближались. Внизу, в щели между дверью и полом, отчётливо обозначилась чья-то тень.

      Я уловил приглушённый скользящий шорох. Это означало то, что кто-то снаружи прислонил своё ухо к двери нашей с Богданом кельи.

      Меня это насторожило. Я скинул с себя одеяло. Моё сердце стремительно перешло на галоп.

      И тут храп Богдана вдруг стих. Богдан перевернулся со спины на живот. Коридорное эхо разнесло стремительно удаляющиеся шаги, и тень из-под двери исчезла…

      Глава одиннадцатая

      Утро следующего дня снова выдалось ветреным и дождливым.

      Услышав раздававшийся за окном гулкий стук в било, я откинул одеяло и спустил свои ноги на пол.

      Богдан открыл форточку – наша келья быстро избавилась от запаха пота. Я оделся, обулся, заправил свою кровать и отправился проходить гигиенический «моцион».

      После утренней литургии ко мне подошёл отец Гавриил.

      – Сегодня твоё первое трудовое послушание! – назидательно сообщил мне он. – Не воспринимай его просто как бесплатный труд. Трудовое послушание – оно есть христианская добродетель! На трудовом послушании всё делается не для мучения. На трудовом послушании всё делается исключительно ради добра. И твой усердный труд на благо монастыря – это указанный Господом путь для твоего духовного очищения!

      – Усердия мне не занимать, – ответствовал я. – У меня есть большое желание прочувствовать силу веры, ибо суетные дела мира сего повергли меня в глубочайшее разочарование и скорбь, – и я подивился невесть откуда взявшемуся вдруг у меня красноречию. – Поручайте мне всё, что вы считаете нужным! – выказал свою готовность я. – Всё, что вы мне станете поручать, я буду добросовестно выполнять.

      – Ну, вот и прекрасно, – удовлетворённо кивнул отец Гавриил. – А теперь пойдём со мной, я познакомлю тебя с твоим приставником.

      Когда я увидел, кого назначили мне в приставники, – то бишь в бригадиры, – я с большим трудом удержал себя от того, чтобы театрально не закатить глаза.

      Отец Митрофаний, лицо которого напоминало старинную маску трагика, – этому поспособствовали тёмные разводы от непрекращающегося дождя, – отреагировал на меня без всякого воодушевления.

      – Новенький? – спросил меня он.

      – Новенький, – ответил ему я.

      Отец Митрофаний снисходительно оглядел меня с головы до ног и, ни с того ни с сего, вдруг разразился