Последний Иерусалимский дневник. Игорь Губерман

начал думать головой:

      изо всех инстинктов человека

      всё же самый главный – пищевой.

      «Я рад был видеть: напрочь разные…»

      Я рад был видеть: напрочь разные

      умом, характером и опытом,

      евреи, праздник жизни празднуя,

      здесь на клочке собрались крохотном.

      «Не путай службу и служение…»

      Не путай службу и служение:

      служение – всегда вериги,

      а служба любит продвижение

      и пишет нравственные книги.

      «И я когда-то был учащимся…»

      И я когда-то был учащимся,

      как все ровесники мои,

      а нынче все мы тихо тащимся

      с телегой собственной семьи.

      «Есть за всё в этой жизни расплата…»

      Есть за всё в этой жизни расплата,

      вот кончается срок мой земной,

      над людьми я смеялся когда-то,

      нынче время шутить надо мной.

      «Сижу внутри квартиры у дверей…»

      Сижу внутри квартиры у дверей.

      В пивную в это время шёл я встарь.

      Но вирус там гуляет – как еврей,

      продавший прошлогодний календарь.

      «Восторженность ко мне приходит редко…»

      Восторженность ко мне приходит редко,

      и счастьем искажается лицо,

      я радуюсь восторгу, как наседка,

      благополучно снёсшая яйцо.

      «Увы, по мере пробуждения…»

      Увы, по мере пробуждения —

      а сны мне дарят утешение —

      во мне растёт предубеждение

      против земного мельтешения.

      «Какую-то крошку тащил муравей…»

      Какую-то крошку тащил муравей,

      и груз был тяжёл малышу;

      и стало смешно мне: я старый еврей,

      но тоже продукты ношу.

      «По возрасту давно бы мне пора…»

      По возрасту давно бы мне пора

      уже утихомириться, наверно,

      но жизни ежедневная игра

      по-прежнему влечёт меня безмерно.

      «Зря иные кипят в беспокойстве…»

      Зря иные кипят в беспокойстве,

      не желая понять соответственно:

      неисправности в нашем устройстве

      нарастают с годами естественно.

      «Уже я в жаркий перепляс…»

      Уже я в жаркий перепляс

      не кинусь в бурном хороводе:

      года своё берут у нас —

      дряхлеешь даже на свободе.

      «Нет, на Творца я не в обиде…»

      Нет, на Творца я не в обиде,

      что так судьбу мне предназначил:

      я столько всякого увидел,

      что жил бы хуже я иначе.

      «Время нынче катится безумное…»

      Время нынче катится безумное,

      сдвинулась какая-то основа,

      в наше благоденствие бездумное

      льются звуки хаоса земного.

      «На свете есть такое вещество…»

      На свете есть такое вещество —

      звучит оно ругательством в народе;

      я не люблю любое большинство:

      в