Дьявольский коктейль. Дик Фрэнсис

Тетя Нерисса прислала Гревиллу телеграмму, что вы собираетесь сюда на какую-то премьеру, и просила позаботиться о вас, когда вы будете на скачках. Так что я вроде как вас ждал.

      Он говорил с тягучим калифорнийским выговором, теплым и ленивым. Я сразу понял, почему он так понравился Нериссе. Загорелое славное лицо с открытым, дружелюбным выражением, чистые непослушные светло-русые волосы – короче, все в лучших традициях американской молодежи.

      – Она не говорила, что вы здесь, в ЮАР, – удивленно заметил я.

      – Ну да. – Он обаятельно наморщил нос. – Наверно, она и не знает. Я прилетел сюда всего несколько дней назад, на каникулы. Ну, как там наша старушка? В последний раз, когда я ее видел, выглядела она не блестяще.

      Данило весело улыбался. Он ничего не знает…

      – Боюсь, она очень тяжело больна.

      – Что, правда? Надо же, как жалко… Надо будет ей написать, сообщить, что я тут, и сказать, что я приехал разобраться с состоянием лошадей.

      – С состоянием лошадей? – переспросил я.

      – Ну да. Здешние лошади тети Нериссы выступают не сказать чтоб блестяще. Точнее, хуже некуда.

      Он снова весело улыбнулся:

      – На вашем месте я не стал бы ставить на номер восьмой в четвертой скачке, если хотите умереть богатым.

      – Спасибо, – сказал я. – Она мне говорила, что они показывают не очень хорошие результаты.

      – Ну еще бы! Честно говоря, они не пришли бы первыми, даже если бы вы дали им десять минут форы и стреножили всех соперников.

      – А вы, случайно, не знаете, в чем причина?

      – Понятия не имею! – Данило пожал плечами. – Гревилл просто сам не свой из-за этого. Говорит, с ним такого отродясь не бывало.

      – А это не может быть вирус какой-нибудь? – предположил я.

      – Не может. Иначе бы все прочие лошади тоже заболели, не только тети Нериссы. Мы это уже сто раз обсуждали, понимаете? Гревилл только руками разводит.

      – Я хотел бы с ним встретиться, – заметил я как бы между прочим.

      – Ага. То есть да, конечно. Только, слушайте, чего мы тут стоим на ветру? Давайте куда-нибудь прогуляемся и выпьем по кружечке пивка или чего-нибудь такого. Сейчас у Гревилла скачка, но потом он с удовольствием с нами встретится.

      – Ладно, – согласился я, и мы пошли пить пиво. Данило был прав: дул холодный южный ветер, а до весны было еще далеко.

      Данило было на вид лет двадцать. Ярко-голубые глаза, светло-русые ресницы, безупречные калифорнийские зубы. У него был вид мальчишки, которого еще не затронули тяготы жизни; необязательно испорченного, но привыкшего получать от жизни слишком много.

      Данило сказал, что учится в университете Беркли, изучает политологию, и ему остался год до выпуска.

      – На следующее лето покончу с учебой…

      – А что вы собираетесь делать потом? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

      Голубые глаза задорно блеснули.

      – А, не знаю! Наверно, надо найти себе какое-нибудь занятие, но пока как-то ничего не придумывается…

      «Ну да, –