Жена фабриканта. Том 2. Валерия Евгеньевна Карих

разругались, – предположил Петр.

      – Понятное дело. Помирятся… А я у вас, Петр Кузьмич, на завтра хочу на целый день отпроситься.

      – Какое-то дело?

      – Да, я нанялся к помещику Бодягову, он у себя возле рощи лен собрался на следующую весну посеять. И пригласил мужиков березняк на том месте срубить. Вот я и хотел пойти, поработать. Мне ведь деньги нужно в деревню каждый месяц отсылать. Матушки вашей нет, и денег не стало.

      – Но тут уж я вам помочь не могу.

      – Да, я это знаю, Петр Кузьмич. Потому и отпрашиваюсь. Отпустите, Христа ради.

      – Я не против. Только как же ты одной рукой-то будешь деревья рубить?

      – А я рубить не буду, стану сжигать и золу собирать.

      Они продолжили обсуждение новостей. Когда Петр поделился, что решил бросить пить, Крутов одобрительно кивнул.

      – Это вы хорошо придумали, батюшка. То-то матушка ваша обрадуется, когда вернется. Это ж какая радость узнать, что сын избавился от бесовского наваждения. А то ведь она, бедная, за вас уже сколько заздравных заказывала. Добрая весть, – вновь повторил он и добродушно прищурился.

      Работал Архип Васильевич, быстро и ловко двигая точилом по острию. Правая культя, спрятанная в рукаве, завернута за пояс. Звенящий звук точила резко отдавался в ушах Петра Ухтомцева.

      – Только вам надобно отходить помаленечку, а то неровен час белочку словите, – по-дружески посоветовал Архип. На своем веку он видел много случаев, когда человек, резко бросавший пить, на третий день заболевал белой горячкой.

      – Вы уж совсем обо мне плохо думаете. Неужто я совсем пропащий?! – вспылил неожиданно Петр.

      Архип отрицательно покачал головой.

      – А чего же тогда… – Петр поднялся и направился к дому.

      Но дома в душной комнате ему тоже не сиделось. Походив по пустым темным комнатам, он снова вышел во двор.

      Как и предсказывал Крутов, ночью у него случилась горячка. В беспамятстве он выскользнул во двор, дошел до сарая и там зачем-то взял топор. Затем долго ходил кругами с ним по спящему дому и двору, останавливался возле запертых комнат, кладовых, к чему-то прислушивался, вглядывался обезумевшим взором в притаившуюся в зарослях кустов ночную темноту.

      Архип входную дверь в ту ночь почему-то не запер. И Петр беспрепятственно прокрался к нему во флигель. Остановился посередине горницы, дико озираясь по сторонам и что-то бессвязно бормоча.

      Архип проснулся почти сразу, как только тот вошел. Сперва всматривался в темноту, а когда сообразил, подскочил, как ужаленный и ухватился здоровой рукой за топор. Настойчиво потянул на себя, мягко приговаривая:

      – Отдайте мне топор, Петр Кузьмич. Вам его тяжело держать…

      Петр не сопротивлялся долго и выпустил топор из ослабевших рук. Архип живо засунул топор под кровать. Зажег свечу и подошел к хозяину.

      – Крысы… Гляди, вон же они бегут, – задыхаясь, бормотал Петр, оглядываясь и указывая на стены и потолок, – глянь, как много! Вон же, вон, бегут, окаянные! Бей их,