Таинство ближнего. Мать Мария (Скобцова)

к русской культуре.

      Русская культура всегда ломалась, кромсалась, а потом доходила до полного раздутия, до завершения каждой идеи.

      Все доводилось до конца.

      Для русской культуры характерно Крещение Руси в днепровских водах.

      Революционно, молниеносно, почти без периода предварительного созревания было дано христианство Древней Руси. Было дано не постепенной подготовкой умов, не целым рядом подготовительных десятилетий, а как вся полнота – целиком.

      Языческие боги не отступали медленно перед победоносным крестом, а Перун был низвержен во всем своем всемогуществе. Никакой «алтарь неведомому Богу»[33] не высился до этого около него. Удар Перуну был нанесен без предупреждения и прямо в лоб.

      И на Руси загорелся не только свет, а истинный пожар христианства.

      Через Киевскую Русь в Московскую, минуя теснины татарщины, было перенесено русской культурой наследие Византии.

      И наследие это было взято не в какой-либо части, а все целиком.

      Православие целиком определило русскую духовную культуру.

      А мирские, человеческие домыслы Византии, великая Константинова утопия, заменившая крест мечом, определила сознание Московской Руси.

      Москва – Третий Рим. Четвертому не бывать.

      Вот она, одна из первых русских утопий, окрыленная и воспламеняющая сознание московского человека.

      И в ней была, конечно, доля истины. Она определила собой упорное, цепкое и страстное сколачивание великого государства. Она синтезировала в себе на долгие века все отдельные ответвления русской культуры, она вобрала и ассимилировала татарщину, противопоставила себя Востоку и Западу – одним словом, спеленала и вырастила русскую культуру.

      Русская духовная и светская культура имела в тот период некий единый мистический лик. И если бы апокалипсис писался в то время, то ангелу Русской церкви вменились бы в заслугу и в вину все заслуги и вины синтезированной и объединенной православием русской культуры.

      Итак, русская история в этом отношении шла несколько иным путем.

      В том периоде, который мы можем назвать Русским средневековьем, не было черт, характерных для Запада. Человеческое начало не чувствовало себя в тесноте под церковным куполом. Эмпирическая православная церковь не противопоставляла Божественного начала, раз навсегда данного и неподвижного Откровения, текучему потоку человеческого творчества.

      И если исторически можно говорить о том, что все реформы Петра определялись и подготовлялись предшествующим периодом, то, говоря это, надо учитывать скорее не культуру в тесном смысле слова, а главным образом неравномерность роста внешней цивилизации России с цивилизацией Запада.

      В области же культуры реформа Петра была революционна, внутренне не подготовлена, не связана органически со вчерашним русским днем.

      Брили боярам бороды и вгоняли их в куцые европейские камзолы, если можно так сказать, без всякого внутреннего основания для этого.

33

О жертвеннике с надписью «неведомому Богу» в Афинах см.: Деян. 17: 23.