Слуги этого мира. Мира Троп

Хороший совет, Освальд. Постараюсь его усвоить, когда в следующий раз на охоте буду метать нож в первое живое существо, которое увижу. Но ты на всякий случай не мельтеши под ногами.

      Во вновь сгустившемся молчании Помона и Гек минули толпу. Женщина смотрела под ноги и старалась высоко поднимать ноги, но больше вытягивать щиколотки не решался никто. Гектор был невысоким, жилистым, обожженным старой звездой мужчиной, который выглядел старше своих лет, но в Пэчре его уважали за первоклассные навыки охотника. Даже ее боязливая мама, Нонна, решалась выходить из дома только вместе с ним. И, вероятно, не будь его с Помоной на собрании, ей не удалось бы обойтись малой кровью.

      Кровь. Они на самом деле это сделали.

      Крови было совсем немного, но Помона терла щеку снова и снова. Она почувствовала, как сжалась рука отца на ее запястье.

      – Убери руку от лица, Помона. Помни, мы идем домой с добрососедского чаепития, а не с мордобоя.

      Ее горло свело судорогой; она не могла дышать. Как только отец вывел ее на улицу, в опускающиеся сумерки, Помона усилием воли опустила руку и уткнулась взглядом в землю. Отец сжимал ее запястье все сильнее: наверняка Страж у калитки даже не пытался делать вид, будто не обращает на них внимание.

      Губы Помоны дрожали, но она не проронила ни одной слезинки.

      9

      Помона сидела под грушей на заднем дворе и стучала углем по листу пергамента, делая вид, будто увлеченно рисует. Когда они с отцом вернулись, Нонне стало дурно от вида старшей дочери, но Гек велел ей дать Помоне промокнуть ранку тряпкой и не приставать с расспросами.

      Она была благодарна отцу за это, но не сказала этого вслух. Ей вообще не хотелось ни с кем разговаривать.

      Глотая ком, Помона, дыша глубоко и медленно, уселась под любимое деревце и стала пролистывать свои наброски тканей, изделий, орнаментов. Но вдохновения не было, и новый рисунок никак не хотел рождаться. Однако Помона собиралась просидеть здесь до самой ночи, пока Стражи не станут закрывать ставни.

      Да чтоб их…

      Она не знала, проклинает Стражей или людей. И те, и другие хороши. Вернее, совершенно ужасны.

      Исчезнуть бы и не видеть, как они грызутся. Вообще ничего больше видеть не хочу.

      Помона тряхнула тяжелой головой и прижала прохладные костяшки пальцев к припухшей скуле. Нельзя так думать. Пусть делают, что хотят, хоть с ней, хоть друг с другом. А она будет делать ткани. Или хотя бы об этом мечтать.

      Калитка скрипнула.

      По шее Помоны побежали мурашки: свои были дома, а гости к ним обычно не захаживали. Кто пришел на ночь глядя? Страж, посчитавший ее ссадину подозрительной? Или воодушевленные мыслями о грядущем восстании соседи? А может, они пришли по ее душу? Почуяли запах ее крови и захотели еще, как говорил отец?

      Но все было тихо – ни криков, ни летящих в ее сторону вил, ни света факелов. Кто бы ни пришел, он явился один и постучался в дом. Помона напряженно прислушивалась. Судя по всему, родители впустили пришедшего. Никто ни на кого не кричал.

      Что