Цифра. Екатерина Шашкова

сна и бодрствования, но деваться было некуда. Анлаф зевнул, мотнул головой, отгоняя сонливость, и ступил на мост. Зеленовато-бурая вода, покрытая ряской, медленно двигалась под ним. В это время года купаться неприятно: водоросли разрастаются, превращая плаванье в борьбу с оплетающими под водой ноги «щупальцами». Да и нырять в одежде и единственных целых ботинках отщепенцу не хотелось. Осторожно, словно в танце на тонком льду, Анлаф переставлял ноги с доски на доску и плавно переносил вес, напряженно прислушиваясь к скрипу дерева. На середине моста одна из досок со звонким «хрясь» проломилась под ним, пришлось неуклюже прыгнуть на другую, которая застонала, но устояла. Обломки булькнули, и течение увлекло их за собой. Выругавшись, Анлаф продолжил путь. На его голос из-за руин церкви выбежала свора собак. Анлаф ускорился, насколько мог. Они громко лаяли, рычали, но на мост не совались. Видимо, в воду им тоже не хотелось. Пометавшись с минуту у моста, они двинулись куда-то дальше по берегу. Путник же, наконец оказавшись на противоположном берегу, трусцой направился к гостиному двору. Появилось гнетущее чувство, что кто-то за ним наблюдает, и это были явно не собаки. Их лай всё еще доносился откуда-то из-за спины. «Другую переправу ищут, – понял Анлаф. – Надо спрятаться в торговых рядах». Забежав в здание, он запер дверь, используя какую-то балку как засов, и начал ждать. Действительно, свора подбежала к двери, собаки лаяли, рычали, скреблись в дверь, но внутрь всё-таки не пробились. Еще несколько минут они бесцельно бегали по Торговой площади. Анлаф помнил ее еще по фильму «Женитьба Бальзоминова». В голове неизбежно всплыли кадры пританцовывающего на площади Георгия Вицина. В детстве этот фильм так впечатлил четырехлетнего Лёшеньку, что маме пришлось клеить из картона цилиндр. Мальчик носил его целыми днями, даже строгой воспитательнице удалось убедить его расставаться со своей шляпой только на время тихого часа. На прогулке цилиндр надевался поверх теплой шапки и частенько слетал при попытке изобразить Михайло Дмитриевича, скачущего по площади. Теперь эта площадь почти полностью заросла травой. Брусчатка лишь в нескольких местах торчала, как проплешина, из-под зеленого ковра. Собаки некоторое время растеряно-выжидающе бегали по ней, перегавкивались, но в итоге собрались и убежали куда-то в сторону Кремля. Анлаф выдохнул и начал осматриваться. Ему повезло закрыться в каком-то ресторанчике. В полумраке зала он насчитал с десяток небольших столов со стульями. Он пошел искать кладовые или холодильники. В подвальном помещении, освещая себе путь фонариком, он наткнулся на пустые полки. Кто-то здесь явно уже побывал. Это насторожило отщепенца. Если в заброшке что-то менялось после эвакуации, ничего хорошего это не сулило. Анлаф поднялся обратно, тихо разбаррикадировал дверь и вышел. Постоял в дверях, прислушиваясь. Сделал несколько шагов в сторону церкви на площади и замер. Он был готов поклясться, что на колокольне мелькнула тень. Кто-то явно крупнее птицы спрятался