Тайный брат (сборник). Геннадий Прашкевич

Богом. Так проповедуя, он как бы уравнивал благородных рыцарей и мужичье, но барон Теодульф – потомок великого Торквата, а Торкват всегда владел многими землями и многими людьми как здесь, так и в италийских пределах, лежащих за голубой цепью гор. Он, барон Теодульф, не допустит, чтобы по его землям бродил какой-то грязный тряпичник, приравнивая его к грязному мужичью, он не допустит, чтобы какой-то грязный тряпичник смущал бедные мозги бедных простолюдинов. Вот они стоят в башмаках из свиной кожи на деревянных колодках, вот они стоят в рубахах и штанах из грубой шерсти. Он, барон Теодульф, один в ответе за их темные души, он даже с легатов, присланных Римом, берет пошлину за тропы, ведущие через перевал!

      Барон задохнулся от гнева. За его спиной, чуть впереди свирепых дружинников, юная и светловолосая Амансульта, истинная Кастеллоза, полузакрыв глаза и презрительно выпятив нижнюю губу, держалась рукой за луку седла, не замечая поглядывающего на нее сладко улыбающегося рыцаря Раймбаута. Еще в двух шагах от нее злобно скалился трувер де Борн, рыцарь Бертран де Борн, гостивший у барона Теодульфа. Неделю назад он принял участие в вооруженной вылазке против монастыря Барре, но проклятые монахи успели запереться в каменных стенах и удачно отбили штурм. Воспоминание об этом, так же как и сладкие взоры, бросаемые рыцарем Раймбаутом на юную Амансульту, разжигали сердце трувера мстительным огнем.

      Барон махнул рукой, и огонь у ног катара занялся сразу.

      Где-то неподалеку, наверное, свалившись в яму, но как бы в ответ на первую яркую вспышку огня взвизгнул и пронзительно заголосил поросенок. Так же пронзительно и в тот же самый момент заголосил тряпичник.

      – Сын погибели! – заголосил он. – Злобный слуга сатаны! Пей свое нечистое вино, создание Сатанаила, утешай себя кровью чистых!

      – Истинно так! – весело вскричал барон.

      Ужасный вопль сжигаемого тряпичника веселил барона.

      Уперев руки в бока, барон Теодульф застыл в седле, его выпуклые глаза выпучились. На кожаном камзоле в свете огня отчетливо виднелся искусно выдавленный мастером ключ – герб рода Торкватов. Всего лишь ключ. Просто ключ. И никакого девиза. Знающий поймёт.

      – Сын погибели! Слуга Сатанаила!

      Катар смолк, потом опять пронзительно завизжал.

      Смолк и вновь пронзительно завизжал провалившийся в яму поросенок.

      Их визг слился в один – страшный, заставив толпу простолюдинов вздохнуть.

      Маленького Ганелона, стоявшего рядом с Гийомом-мельником, обдало странным холодом. Когда огонь резко возвысился, тряпичник на столбе уронил голову на грудь и смолк. «Монжуа!» – барон Теодульф с места сорвал лошадь и поскакал к замку, увлекая за собой гостей и дружинников.

      Странные серые мухи поплыли перед глазами Ганелона.

      Он вскрикнул. Болезненная судорога исказила мальчишеское лицо.

      Он упал и совсем ничего не помнил, пока его не подтащили к колодцу и облили холодной водой. Даже сейчас при воспоминании о том дне и о сожженном катаре