Тайный брат (сборник). Геннадий Прашкевич

передкам,

      как вырубка

      березкам и дубам.

      Срубил один дубок,

      глядишь, четыре там!

      Рыдающий епископ раскачивался, всхлипывал, подпрыгивал наподобие нелепого ручного медведя и, как деревянная кукла, разводил прямыми руками, тонким голосом повторяя за веселящимся трубадуром:

      Рубите больше, от того

      урону нет лесам!

      Барон Теодульф, багровый от вина, держал в руках огромную чашу.

      Он рычал, он ревел от восторга. Когда несчастного епископа Тарского под улюлюканье дружинников и гостей бросили наконец в грязный ров, багровый хозяин замка Процинты вновь поднял на помост трубадура.

      В Лангедоке есть барон прославленный,

      имя носит средь людей он первое.

      Знают все, он славен виночерпием

      всех превыше лангедокских жителей…

      – Эйа! Эйа! – с ревом подхватил узнавший себя в песне барон.

      – Эйа! Эйа! – шумно подхватили гости.

      Пить он любит, не смущаясь временем.

      Дня и ночи ни одной не минется,

      Чтоб, упившись влагой, не качался он,

      будто древо, ветрами колеблемо…

      – Эйа! Эйа!

      Он имеет тело неистленное,

      умащённый винами, как алоэ.

      И как миррой кожи сохраняются,

      так вином он весь набальзамирован…

      – Эйа! Эйа! – ревели гости и дружинники.

      Он и кубком брезгует, и чашами,

      чтобы выпить с полным наслаждением.

      Он горшками цедит и кувшинами,

      а из оных – наивеличайшими…

      От удовольствия барон побагровел еще пуще.

      Казалось, глаза его сейчас выпрыгнут из орбит.

      В тишине, вдруг упавшей на залу, еще более тревожной от дымивших и потрескивающих факелов, было хорошо слышно, как под огромным столом грызлись и рычали из-за костей собаки.

      Испуганные служки быстро меняли блюда.

      Копченая медвежатина, огромный кабан, целиком изжаренный на вертеле, запеченные в листьях гуси. Овощи, густо приправленные рублеными жареными скворцами, горная форель, трюфели. Славки и завирушки, запеченные в дымящемся пироге. Выпала из рук служки и шумно разбилась о каменный пол круглая соляная лепешка, несомненно, к ссоре.

      Тогда барон Теодульф рявкнул.

      Рявкнув, как медведь, он торжествующе ударил по спине задохнувшегося трубадура своей огромной ладонью:

      – «Он горшками цедит и кувшинами, а из оных – наивеличайшими»! Истинно так! – рявкнул он во всю мощь своих легких, и ужасная бледность, начавшая было распространяться по щекам испугавшегося трубадура, вновь начала сменяться счастливым пьяным румянцем.

      – Истинно так!

      Гости тоже взревели.

      Они взревели так, будто изнутри их терзали демоны.

      А громче всех ревел хозяин Процинты: «Клянусь апостолом Павлом, истинно так!!!»

      Он ревел как огромный сказочный зверь. Тени испуганно метались по стенам залы.

      И