Второй сын. Эми Хармон

сморщил нос. Она вдруг сообразила, чтó он мог подумать, но было уже слишком поздно.

      – Я не о том, – сказала она. – Мне просто нужно избавиться от излишков воды.

      Он осторожно усадил ее в ручье, выпрямился и нерешительно выпустил ее из рук. Она покачнулась и ударилась головой о его колено. Он чуть подождал, словно не доверяя ручью или ей самой, но она хлопнула его по ноге.

      – Иди.

      – Тебе явно гораздо лучше, – заметил он и наконец сделал то, о чем она просила, – двинулся вниз по течению в поисках ужина.

      Пока она собиралась с силами, чтобы не просто сидеть в ручье, но делать еще хоть что‐то, он уже успел поймать двух блестящих, серебристых рыбок.

      – На камне у твоей головы моя фляга. И мыло, если тебе оно нужно! – крикнул он ей спустя несколько минут.

      Она пробормотала себе под нос что‐то насчет того, как он «слушает и никуда не уходит», но все же воспользовалась и тем и другим.

      – Неужели у всех девочек такой скверный характер? – крикнул он, не услышав ее ответа.

      – Неужели у всех слепцов такой острый нюх? – завопила она.

      – Я не знаю других слепцов. Но ничего не могу поделать с тем, что слышу и чую запахи острее, чем другие люди.

      – Ха. Но пахнет от тебя не лучше, чем от других. – Она соврала.

      Пахло от него очень приятно. Медом, и торфом, и корой хвойных деревьев, что росли у его пещеры. От него пахло чистотой. Ей казалось странным, что человек может быть таким чистым. Это было почти так же странно, как и его имя. От ее братьев пахло совсем не приятно. Всегда. Мать вечно уговаривала их вымыться, но они никогда толком не справлялись с этой задачей. От этой мысли ей стало больно.

      – У тебя изменилось дыхание. Все в порядке? – спросил он.

      – Ты слышишь, как я дышу? – охнула она.

      – Да… тебе все еще нехорошо?

      – Я ведь сказала, Хёд, что мне нужно побыть одной, – прошептала она, но он и это услышал.

      И мгновенно оказался рядом. Он опустился возле нее на колени, прижал ладони к ее щекам, проверяя, не спал ли жар.

      – Я в порядке, – сказала она. – Я хорошо себя чувствую.

      – Жара нет, – согласился он. – Ты закончила?

      – Что… разве ты сам не знаешь? – бросила она.

      – Только ты сама это знаешь, – мягко отвечал он. – Я не слышу твоих мыслей. Но хотел бы.

      – Я извела все мыло, а твоя фляга пуста, – сказала она, стараясь не выдавать свое раздражение.

      Душа у нее болела, но в придачу к этому по телу разливался ужас. Она больше не чувствовала усталости. Больше не могла спать дни напролет, а значит, ничто теперь не могло отвлечь ее от горькой правды. Она потерялась. Осталась одна. И ей совершенно некуда было идти.

      – Ходить можешь? – спросил он, как в тот первый раз, на пляже.

      – Да. – Но она даже не попыталась встать. – Хёд?

      – Что?

      – Я не хотела просыпаться. Я хотела бы снова заснуть.

      – Знаю… но птенцу нужно вылететь из гнезда.

      – Зачем? – выдохнула она.

      – Чтобы есть. Жить. Учиться.

      – Я не хочу жить. Ты