Отмель. Илья Сергеевич Ермаков

и умрет. Попытки уже были. И если бы Мама не оказалась тогда рядом…

      Она нужна им, а они нужны ей.

      Без них эта жизнь уже не имеет никакого смысла.

      Пройдя мимо умирающего огорода, Мама вышла на уже знакомую ей тропу и направилась туда, где кости этого мира еще не прогнили до основания.

      Интермедия

      Оля Синицына – странный ребенок. Нет, «странный» мягко сказано. Иногда она меня просто пугала. Я не никак не могла понять, что именно в ней меня так отторгает, но это что-то – до безобразия мерзкое, гадкое и гнилое.

      Так иногда говорят про людей: человек с гнильцой. И я чувствовала эту гнильцу в Оле Синицыной, но никак не могла разглядеть в ней это более отчетливо. Ее темная тень постоянно маячила где-то поблизости, но вечно ускользала – я не могла за нее ухватиться.

      И сегодня, кажется, у меня получилось это сделать.

      Оля Синицына вынудила меня позаниматься с ней, повторить Рахманинова… в мой выходной! В день рождения дочери! И зачем я согласилась?! Но я знала… определенно знала, зачем согласилась на этот урок.

      – Давай еще раз. С третьей цифры.

      Она положила руки на белые клавиши и начала играть. Эта рапсодия на тему Паганини у меня уже в печенках сидит.

      Что за ребенок?

      Ей только четырнадцать, а она…

      – Проклятье!

      Заметив ошибку, Оля Синицына резко прервала игру. Ее тельце пошло волной. Детские губы выговорили беззвучное ругательство, и она начала заново.

      – Все в порядке.

      – Нет, не в порядке!

      Она зло на меня взглянула.

      Откуда это в ней?

      Глядя на эти черные глаза в обрамлении смольных волос, я могу точно сказать, что с этим ребенком точно было не все в порядке.

      Ее психическое состояние меня тревожило не на шутку.

      – Я буду играть до тех пор, пока не получится! Я должна быть лучшей!

      «Я должна быть лучшей» – отчего мне видится в этих словах второй подтекст?

      Смотрю на часы – уже половина двенадцатого. В час я обещала мужу быть на нашем полигоне. А в два часа мы должны уже заехать за мамой и детьми, когда у них закончатся уроки в школе.

      – Оля, у тебя прекрасно получается, правда.

      – Нет! Вы сами знаете, что это не так!

      – Оля…

      Она ударяет по клавишам и разворачивается на стульчике ко мне.

      – Пропустите меня на конкурс. Я должна там быть. Я, а не эта зануда Андреева! Настька Андреева! Черт бы ее побрал!

      – Оля.

      Я процедила это жестко, стиснув зубы.

      – В чем дело? Чем я ее хуже? Я же знаю, что вы хотите отправить на районный конкурс ее, а не меня, так? Я же это точно знаю! Разве нет?! Она будет выступать, а не я! Я тоже хочу! Я ведь знаю, что я не хуже! А даже лучше! Лучше нее! Этой стервы… вы бы знали, какая она двуличная! Перед вами она, конечно, миленькая. Глазки строит. Маленькая проститутка…

      – Оля!

      Я не выдержала и сорвалась на крик.

      – Прошу тебя выбирать пристойные выражения. Ты все-таки говоришь со взрослым человеком. Как тебе не стыдно вообще?

      – А