Под открытым небом. Том 1. Александр Станиславович Малиновский

ну какой чай после арбузов? – Алик уже стоял на тропе. – Спасибо за хлеб-соль. Привет от солнечного Азербайджана.

      – На, возьми, тебе надо, – сказал Андрей и положил на похолодевшую ладонь Шурки три новеньких бумажных патрона.

      И артисты скрылись в зарослях боярышника.

      Чивер и голуби

      Мать Шурки через день готовила поросёнку болтушку: смесь отрубей, остатков еды и трава заливается в баке горячей водой, потом хорошо размешивается скалкой.

      – Шурка, нарви тазик жирнухи, я сделаю Борьке болтушку.

      Шурка покорно взял в сельнице видавший виды тазик и пошёл мимо поросёнка Борьки, умиротворённо хрюкающего в пыли за сенями.

      В проулке, за гатью, поставив тазик в самую гущу лебеды, Шурка рвал отяжелевшие макушки запылённой, со свинцовым оттенком травы и целыми пригоршнями бросал в тазик. Неожиданно, как из-под земли, вырос перед ним Мишка Лашманкин.

      – Подкараулил? – первое, что пришло в голову, сказал Шурка.

      – Не бойся, Коваль, – миролюбиво ответил Мишка, – нужна твоя помощь. Неужели, думаешь, буду драться?

      – Чего ещё, – не понял Шурка, – я тебя никогда не боялся.

      Мишка сел около тазика и с не свойственной ему растерянностью в лице, пошарив в карманах, вынул пачку «Севера». Щёлкнув пальцем по ней, протянул Шурке выскочившую наполовину папиросу.

      – Я не курю.

      – Ну, ладно, как хочешь.

      – Говори, что надо.

      Ковальский все ещё осторожничал и поглядывал поверх травы: нет ли где спрятавшихся Мишкиных друзей, готовых врасплох напасть. Одно дело, что тот помог ему, когда была беда с ногами, другое – сейчас.

      – Дай ружьё на один только вечер. У тебя есть, я знаю.

      – Зачем?

      – Вернулся Илья Бедуар, ну, отсидел два года. Знаешь такого?

      – Ещё бы! Только он – Будуар, а не Бедуар.

      – Какая мне разница, – сплюнул смачно Мишка. – Он подсылает ко мне Чивера.

      – А кто такой Чивер?

      – Есть такой. Генка Горбунов, в том приходе шурует со своей гоп-компанией, они на побегушках у Бедуара. Я должен был три дня назад отдать им Гривуна, которого купил в Покровке, – они же голубятники заядлые. Не отдал, а спрятал. Теперь сегодня придут домой вечером – всех заберут.

      – А родители?

      – Они в Бариновке, на свадьбу поехали.

      – Ружьё не дам, – твёрдо сказал Шурка, – нельзя на людей с ружьём.

      – Они – грабители, а ты – «нельзя». Ты просто боишься, да? Выручи! Я только пугну, а за это должок будет за мной. Этих гавриков нельзя пускать в наш конец, всех потом подомнут, понял? Стоит один раз струсить, и потом… Я ведь тебе помог тогда, на задах.

      Шурка задумался.

      – Когда придут?

      – Наверняка перед танцами в клубе, часов в восемь.

      – Хорошо, я сам приду с ружьём.

      – Не обманешь?

      – Слово даю.

      Весь его опыт общения с охотниками, взрослыми, которые, не сговариваясь, доверяли ему иметь своё ружьё, говорил, что нельзя делать то, о чём просил Мишка.