Под открытым небом. Том 1. Александр Станиславович Малиновский

сейчас!

      Да работать надо.

      С некоторых пор, особенно после разговора с дядей Серёжей, стихи стали получаться у Шурки часто. Он иногда даже не знал, что с этим делать. В самый неподходящий момент: на прополке, на стадионе, на рыбалке – везде, где нужна сноровка, на Шурку находило состояние, когда он отвлекался от всего и уходил в себя.

      – Ты какой-то рахманный стал, Шурка, – сказала однажды мать.

      – Влюбился, поди, – высказала догадку баба Груня и засмеялась. – Пройдёт, это такой возраст.

      «Такой возраст, – повторил про себя Шурка. – Какой возраст? Я ведь и не влюбился вовсе!» И вдруг обожгла другая мысль: «Значит уже положено влюбиться! И в этом нет ничего плохого, хотя ещё не взрослый».

      Пришли Мишка с Венькой с Приказного озера, где копали червей.

      – Во! – сказал Мишка, – с ночевой хватит.

      – С ночевой, – повторил Шурка, – а вот этого, – он показал на дерево под собой, – до завтра мне хватит.

      – Что, как всегда, боевое задание, – скорее подтвердил, чем спросил Венька.

      – Угу, – мотнул головой Шурка.

      – Вот это тягомотина! – выдохнул Мишка.

      – Ерунда, – сказал Венька и, поставив ногу на сучок, по-полководчески оглядел район действий. – Три дерева всего? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Три, – подтвердил он сам себе, – значит по одному на нос. Будем тянуть тройной тягой!

      – Чего? – спросил Мишка.

      – Ну, ты же говоришь – тяга Мотина? А я говорю – тяга наша, троих, а не одного Мотина.

      Шурка вспомнил дядьку Мотина, жившего на дальнем краю села и развозившего на дрожках горючее по полевым станам. Вспомнил его вечно понурую лошадёнку, похожую на слепую Карюху, которая крутит колесо на ческе шерсти в промкомбинате, и ему стало весело.

      «Тяга Мотина, – придумал же Венька в очередной раз штуковину какую. Откуда у него это?»

      – Шурк, давай ещё топоры, до обеда сделаем и мотнём с ночевой. Чё раскис? А лучше тащи лопаты, ими хорошо шкурить, я знаю.

      – Сейчас! – обрадованный таким поворотом дела, Ковалевский метнулся во двор. «Только бы Коршунов сегодня не приволок ещё таких же. Тогда никакая тройная тяга не поможет, – подумал Шурка на бегу, – а так быстро управимся и вечером будем на Ледянке. Может, на сомят посидим».

      В грозу

      – Смотри-ка, рона, бороньим зубом махнуло, – не то восхищённо, не то опасливо сказал дед Иван, показывая на огромный росчерк молнии над головой.

      Не успел Шурка что-либо сказать, как вслед за ярким светом грохнуло так, что вздрогнула земля, а на небо стало страшно смотреть. На противоположном берегу Самарки полыхнуло пламя – одиноко стоящий вяз надломился пополам и загорелся.

      – Во дела, а я думал, стороной пройдёт. Сергей, мерекаешь? Беги к Ракчеевым на стан. Они у Кривой ветлы чилигу режут, веники вяжут. Попроси бредень, если они сами не будут рыбачить. Красота в грозу-то водить, непременно с уловом будем.

      Серёгу не надо просить дважды. Толкнул лодку – и на той стороне.

      – В грозу, как и в ледоход, вся рыба к берегу жмётся.

      – А почему