Не думай о секундах свысока. Роберт Рождественский

временем обнялись.

      (Имен не помню.

      Не помню лиц…)

      Родных разыскиваю,

                родных…

      Курящих

      в тамбурах ледяных.

      Солдат

                небритых, как будто лес.

      «Не дрейфь, малец!

      Победим,

                малец!..»

      Родных разыскиваю,

                родных…

      Не смог бы я ничего без них.

      Зову:

      откликнись,

                моя родня…

      О, если б кто-то

      искал меня!

      «Мы…»

      Мы

                в ревущих колоннах,

      как в газетных

                колонках.

      Однозначные

                буквы

      от Амура

      до Буга.

      По-крестьянски

                корявы,

      по-боярски

                нарядны —

      станем рядом,

      и сразу

      образуется

                фраза!

      Та, что с громом

                на равных.

      Та, что мир

                осветила.

      Это – мы!

      От заглавных

      до слепого

                петита.

      Продолженье сказаний

      на ветру

                ошалелом…

      Кто нас пишет?

      Мы сами!

      Чем нас пишут?

      Железом!

      Сквозь разводы подпалин

      мы, как пот,

                проступаем.

      И Гераклы.

      И Будды.

      И бессмертье.

      И злоба…

      Мы в Истории —

                буквы.

      Лишь немногие —

                слово.

      Ксении

      Вырастешь, Ксения,

                строки эти прочти…

      Водосточные трубы

      уже устали трубить!

      Целый час ты живешь на земле.

      Прими ее.

                И прости,

      что земля еще не такая,

      какою ей надо

                быть…

      На земле умирают и плачут.

      По земле ручьи бегут нараспев.

      Задыхаются пальмы.

      Чавкает тундровый мох…

      Я хотел ее сделать

                самой праздничной!

      И не успел.

      Я хотел ее сделать

                самой улыбчивой!

      И не смог.

      Я над нею трясся.

                Я ее так просил!

      Я земле открывался.

      Понял ее язык…

      Ты прости отца.

      У него не хватило сил

      накормить голодных,

                оживить убитых,

                          обуть босых,

      Мы —

      всегда продолженье.

      И я

                не начал с нуля.

      Мы —

      всегда продолженье!

      Распахнута настежь дверь,

      Будет самой счастливой

                твоя и моя земля.

      В это верит отец!

      И ты —

                непременно —

                          верь!

      Ты пока что не знаешь,

                как пронзителен