Сердцебиение. Опыты времён. Амаяк Павлович Тер-Абрамянц

сощурился старшина хитро, и сам подумал: «А там отпущу на усе четыре!..»

      – Ну, тогда выполняй, – мрачно пробормотал военком.

      Старшина вышел. Военком встал и подошёл к окну: по двору слонялись призывники, некоторые с мешочками с нехитрой снедью, которую им собрали родные в дорогу, многие в рубашках вышиванках – совсем детвора. Вот появился старшина, они неумело выстроились перед ним, видно старшина им что-то говорит, потом встал во главе колонны, и все двинулись со двора. Военком снова сел за стол, будто что-то выжидая и прислушиваясь к странной тишине, поглядывая на портрет Сталина, будто испрашивая у него совета. Несколько раз поднимал телефонную трубку, но трубка молчала, несколько раз брал пистолет и, повернув к себе, вглядывался в дуло, будто ожидая что-то там узреть. Прошло около получаса. Вдруг тихий стук в дверь.

      – Входи! – крикнул военком.

      В комнату вошёл седой и широкий человек в белом кителе и белой фуражкой в руках. Встал посреди комнаты молча.

      – Что хотел? – спросил военком, приглядываясь к человеку и отмечая некоторое его сходство с портретом вождя на стене – и усы такие же, и нос… – Грузинец что ли? – спросил военком.

      Человек отрицательно мотнул головой:

      – Не, армянин… Авдей Таривердович Мелконов зовут меня.

      – А, – несколько разочарованно протянул военком. – Ну, какое дело?

      – Повестка пришла, сыну моему, – человек протянул военкому бумажку. Военком прочитал: «призывнику Григорию Авдеевичу Мелконову явиться к… утра в райвоенкомат для прохождения действительной службы.». Военком поднял глаза:

      – Ну а сын-то где?

      – Товарищ, – умолительно взлянул на него Авдей, – у меня старший сын уже в Красной Армии, финскую прошёл, а счас не знаю где, живой ли… Один у нас остался младший, Гриша, жена плачет, не отнимайте надежды… Можно мне вместо сына? Прошу меня мобилизовать! Вы не смотрите на седину, я троих молодых по силе стою, я своё пожил, а ему жить…

      – Значит, ты вместо сына хочешь? – удивлённо переспросил военком.

      – Да!

      Военком с минуту молчал, потом сказал:

      – Знаешь что, отец родной, вали-ка ты домой и сына спрячь, здесь немцы вот-вот будут…

      И словно в подтверждение его слов со двора донеслось тарахтенье моторов, и военком рванул к окну: во двор въезжали мотоциклы с колясками и на солнце блестели высокие немецкие каски мотоциклистов.

      – Давай, давай, уходи! – махнул резко и нетерпеливо военком Авдею. – Только не беги – застрелят. Красноватое лицо Авдея стало свекольным и он, развернувшись, вышел.

      Шагая через двор, он еле сдерживал себя, чтобы не побежать. Мотоциклисты громко между собой переговаривались, будто лаяли, и не обращали на него никакого внимания. Когда он уже выходил на улицу, за спиной из здания военкомата донёсся одинокий выстрел, и послышались крики.

      Выйдя на пустынную летнюю улицу, Авдей Таривердович всё же не выдержал и побежал, затрусил до ближайшего угла.