Хозяин леса. Дориан Этвуд

привести себя в порядок и как можно быстрее. Пусть принесут лучшие её одежды и самую тёплую шубу.

      Анна и Седрик были одинаково изумлены и смотрели на него внимательно, вопрошающе, король тем временем продолжал:

      – Как только всё будет готова, мы отправимся на прогулку. И на этот раз вместе.

      – Отец?

      – Да, дорогая? – Он посмотрел на неё с неожиданной теплотой, а ведь Генрих старался таить свои чувства от других людей, боясь показаться слишком мягким для правителя.

      – Но уже так поздно, разве не лучше остаться в замке?

      – Да, сир, и начинается буря, – добавил маг, подойдя к королю. – Вы видели, сколько снега намело за день?

      – Ты пойдешь с нами, мой друг, – Генрих в ответ улыбнулся, и улыбка эта растопила беспокойство и Анны, и Седрика. Он взял молодого мужчину за плечи, чуть сжал, рассмеялся. – Сегодня я достаточно беспокоился и злился, эти чувства сожгли мне душу. Хватит. Мне нужно побыть с любимой дочерью, я ведь всё-таки отец.

      Девочка, прикусив губу, подбежала к нему, мягко оттолкнула мага и прижалась к Генриху, обняв. Сердце его наполнилось невероятной любовью, он снова ясно увидел в ней жену, чуть наклонился и поцеловал её в рыжие волосы.

      – Ты был прав, мой друг, – заметил правитель, обращаясь к Седрику. – Она действительно вся в меня.

      Седрик в ответ кивнул, сдержав улыбку, и молча направился прочь по коридору. Когда двери с хлопком закрылись, король подхватил дочь на руки и поцеловал в мокрую от слёз щёку. Анна обняла его за шею, прижалась лицом к соболиному меху ворота и закрыла глаза. Впервые за долгое время она почувствовала себя спокойно, как будто вернулась мать. Генрих ощущал то же самое. В один миг ему открылось, как глупо он вёл себя, не желая признать в этом ребёнке любимую Ситлин, стараясь избежать боли, которую принесут воспоминания о ней. Чем старше становилась Анна, тем яростнее резал его душу нож скорби, но разве лучше было бы забыть о дочери и погрузиться в свою печаль?

      Спустя столько лет Генрих смотрел теперь на своё дитя не как на маленького двойника Ситлин, но как на родную плоть и кровь. В этот момент он видел, что девочка вовсе не так сильно напоминает умершую жену, скорее, она похожа на него и его доблестных предков. Тот же нос с горбинкой, те же волнистые, почти кудрявые волосы, такие же губы, красные как сама кровь. Она истинно его дитя и, прозрев, он не сможет больше быть таким, как раньше. Ещё не поздно всё исправить.

      – Отец, ты ведь любишь меня? Любишь, как маму? – Тихо спросила девочка, уткнувшись в шею отцу.

      – Я люблю тебя, Анна, не меньше твоей мамы. Ты всегда будешь моим главным сокровищем, – так же тихо ответил ей Генрих, чуть улыбнувшись. Крепче прижав дочь к себе, он погладил её чудесные волосы дрожащей рукой. – Теперь всё будет хорошо.

      – Ты скоро уйдёшь, отец. И забудешь обо мне. Как всегда.

      – Может быть, я не уйду, Анна, – в его голосе проскользнули нотки сомнения. Неужели и дочь обо всём узнала? –