Химически чистое искусство. Пётр Иголкин

словно вовсе не помня, она приземляется рядышком ко мне на кушетку.

      – Полиночка, – обращается она ко мне. «Полиночка»… Разговор точно скатится в нюни. – Тебя так долго не было, а мне позвонили из больницы, сказали, что ты у них уже четвёртый день лежишь… А я уж обрадовалась – девочка моя звонит…

      Сказать, что мне неприятны её слова – не сказать ничего. Такую лексику я слышу от неё впервые. То ли слишком велик был контраст ожиданий и реальности, то ли я вовсе не понимаю, кто такая моя мать.

      Встаёт вопрос: почему другие по отношению к тебе чаще всего проявляют самые нежные чувства и привязанность в моменты, когда что-то случилось, а всё остальное время от них и слова хорошего не выудить? Я тысячекратно представляла себе этот давно зреющий диалог, но его придётся отложить…

      – В тот день, когда ты сюда попала, мне позвонил человек, представился Сергеем, и сказал, чтобы я ни в коем случае не переживала, если не найду тебя дома. Он так красиво и вежливо разговаривал, постоянно извинялся, а когда я спросила, кто он и почему тебя не стоит ждать. Он ответил, что ты получила гранд на какие-то предуниверситетские курсы «LuLife»: «Я один из основателей этого курса, а Полина попросила меня вам передать хорошие новости», – как он сказал. Я тогда жутко обрадовалась, думала, что ты пошла отмечать – праздник же. Но потом мне сообщили, что ты в больнице. «Доотмечалась!» – думала, гулёка!

      То, что Сега мне об этом не сообщил, выводит меня из себя. Но я соображаю: может быть, таким образом Сега уведомляет меня, что все документы для перелёта готовы? Ребята тоже ничего не сказали. Не в курсе, может быть. Инициатива, которую он проявил, теперь заставляет меня краснеть, не зная, что говорить собственной матери. Теперь она полна мыслей, что её дочь – сущая пьянь, сумевшая каким-то образом переломать себе добрую часть костей, пока отмечала «гранд» на какие-то там курсы. Превосходно! А что, если я отложу свои стремления в биологии? У меня встал выбор: продолжать врать с три короба за Сегой или пока подождать.

      – И вот, как только я немного освободилась, я сразу приехала, – продолжает она.

      Мама почти пленит меня своим рассказом, если бы не оговорка о числах: я здесь уже пятнадцатый день, а она узнала, что я здесь на четвёртый. Утешает, что рядом лежал человек с почти такой же проблемой.

      – Мам, это всего лишь курсы, ещё ничего не известно, – скромно отвечаю я.

      Не хочется начинать ссориться по поводу её долгого отсутствия, ведь она точно упрекнёт меня, что я сама не звонила. Тем более у нас имеется тема для разговора куда серьёзнее этой.

      – Только скажи, что ты захочешь и дальше заниматься фотографией! – Тон её речи резко меняется, и я узнаю в нём старые упрёки. – Ты не представляешь, как тебе потом будет трудно жить с такой профессией. Другое дело в биологию пойти, как ты и хотела. Тоже, конечно, не лучший выбор. И не надо на меня так смотреть, Полина, мы об этом много раз говорили. – Она ласково, насколько может, тянется к моим сальным белым волосам,