Химически чистое искусство. Пётр Иголкин

где гормоны, где разум, где действие, где суть, где желание. Иногда в жизни возникают такие желания, которые не очень-то хочется исполнять, но с тобой рядом есть люди, настаивающие на их исполнении.

      – Уже ничего не вернёшь, – говорю я с задумчивостью на лице, – и, если бы это было возможно, я бы всё равно была рядом с ним.

      На мои слова они делаются чуть ли не бледного цвета. Обстановку разбавляет Марк, сразу порозовев:

      – Я предлагаю вот как… Это, конечно, нужно ещё сотню раз хорошенько обдумать… Ставим какой-то крайний срок, а потом несём всё Хейзу, и пусть даст столько, сколько даст.

      – Нехитро. – Я приподнимаю губы, призадумавшись. – Один врач говорил о четвёртой недели. Она покажет, пойдёт ли Данин организм на восстановление, либо на спад. Не буду таить, я ежедневно смотрю на него с надеждой: вот сейчас он что-то скажет…

      – Хорошо… – сквозь зубы произносит Марк. – Хорошо… Знай Лю, мы все обеими руками за то, чтобы он жил. Насчёт денег, я думаю, все меня поддержат, – Нико тупит и кивает. – Самую малость за Данино безобразие дадут, и чёрт бы с ним. Уж простите, ребят, вы как хотите, судите или нет, после всего этого, я в отдельное плавание…

      У нас была общая мечта, объединявшая коллектив «Богемы»: взаимный очаг, пристанище, где мы сможем найти понимание и уют, однако при этом каждый скрывал собственные мечты, которые тайно преобладали над общим сплочением. Как стало ясно после всего действа, влекло нас друг к другу не так сильно, чтобы переплетать наши пути на всю жизнь. Только у нас с Даней не было секретов друг от друга. Он говорил: «Пусть хотя бы одному из нас будет здорово», – а я списывала это на его нестандартное поведение…

      Марк рассказывает, как хотел бы жить на краю Норвегии, где-нибудь рядом с морем или же в горах, чтобы ничего не отвлекало его от письма. Нико ожидаемо подхватывает его хриплым голосом, сказав, что его мечтой было бы доснять свой фильм, и сделать его полнометражным, однако режиссёрское косноязычие подло мешает, да и средств всегда не хватает.

      – А ты не думал, что проблема немного в другом? – возражает Марк.

      – Я сниму эту дрянь во что бы то ни стало! – хрипит он во всё горло. – Но для начала лягу-ка я в диспансер…

      – А я биологом буду, – влезаю я. – Отучусь и буду работать в своё удовольствие, приносить настоящую пользу.

      – Так это не мечта, милая моя, – возражает мне Марк. – О таком мечтать и не надо, надо взять себя в руки, и вперёд!

      – То же самое я могу о ваших мечтах сказать, art mangeur10.

      Разговор затягивается. Марк кормит меня с ложечки, играясь, будто закидывает в пещеру самолётики, Нико изучает кардиомонитор и порядком надоел со своими расспросами о назначении каждого показателя. Я даже не видела панель, и о чём он говорит, тоже не понимаю.

      – А это правда, что он может слышать нас? – доканывает он меня. – Я слышал что-то подобное…

      – Не знаю,

10

Art mangeur (фр.) – буквально, пожиратели искусств, искусствоеды.