Под цикадным деревом. Паола Перетти

Талия, испачкалась… Я тебя умою, – вмешалась в разговор мама. Она взялась за ручки розовой инвалидной коляски, в которой сидела ее сестра (тетя и в самом деле испачкалась тортом), и покатила ее к раковине.

      Тетя Мельпомена внезапно оживилась и начала кричать, что хочет помочь и умоет Талию сама. Я попыталась успокоить ее, но краем глаза заметила, как тетя Талия схватила мокрую губку из раковины и прицелилась в сестру. Тетя Мельпомена с неожиданной скоростью рванула от меня и принялась носиться вокруг стола.

      – Мельпомена, дурья башка, ты что творишь?

      – Мама!

      Я стукнула о стол тарелкой с тортеллини, которыми пыталась отвлечь тетю. Брызги горячего бульона взлетели и упали на скатерть. Болезнь Альцгеймера – вот что царит в моем доме уже несколько лет, но мне кажется, все началось задолго до того, как стал ясен диагноз. Его, разумеется, поставили, но позже. Мама, младшая из пяти сестер, – единственная, кто пока официально не болен, но я знаю, что она уже ходит по краю. Теперь у нее появилось оправдание для таких фраз, как, например, «дурья башка, ты что творишь?», брошенных сестре.

      – Мама, не выражайся при гостях.

      Она сделала вид, что ничего не произошло. Она всегда так поступает: улыбается своим мыслям, не обращая на меня внимания. И это меня бесит.

      Тети недоуменно переглянулись.

      – А что стряслось? – спросила тетя Терпсихора на диалекте, чуть не плача.

      Снова перепады настроения. Мы часто с ними сталкиваемся: я выросла в компании пяти женщин – мамы, трех ее сестер и бабушки Бьянки, – точнее, в компании семи женщин, если считать частые визиты тети Эвтерпы и Джаду, которая живет с нами вечность. На кухню по утрам я пробираюсь на цыпочках, чтобы выпить кофе и никого не разбудить.

      – Ничего, Терпси, – успокоила ее Джада.

      Тетя Талия снова затянула «С днем рождения».

      – Да замолчи ты! Мы только что ее спели! – рявкнул дедушка.

      – Тише, тише, – вмешалась я. – Не ссорьтесь, пожалуйста.

      – Не трогайте девоньку! – громко скомандовала Мельпомена, усаживаясь на свое место.

      Тетя Терпсихора в инвалидном кресле – она пересела в него несколько недель назад – скривилась и оглянулась в поисках девоньки, то есть меня.

      – Девонька расстроилась! Нельзя ее расстраивать!

      В ее мочках, вытянувшихся под весом бесчисленных побрякушек, качаются серьги, украшенные голубой эмалью. Эти мягкие белые мочки напомнили мне о детстве – о времени, которое я провела в пугающей тишине, прижимаясь к кому-нибудь из тетушек. Каждая ассоциировалась с чем-то особенным – прядью кудрявых волос, юбкой, накрашенными ногтями. Тетина мочка. Я прикасалась к ней и успокаивалась.

      Талия заметила голубые сережки у сестры и закричала, что та их украла.

      – Они мои! Мои, мои!

      – Спросим у духов, – не к месту встряла Мельпомена.

      – Нет! Нельзя проводить спиритический сеанс, только не сейчас, – рявкнула Талия, намереваясь вернуть сережки. – Здесь мужчины!

      – Не