Серебряные письма. Алиса Лунина

кивнула.

      Произнесли на два голоса заклинание «Береги себя!», перекрестили друг друга, поцеловались, обнялись и – разорваны, разъяты.

      Сергей перешел мост; серенькая Фонтанка, как Лета, разделила их.

      Ольга долго смотрела ему вслед, пока он совсем не растворился в этом туманном, сыром городе.

      Вернувшись в квартиру, она подошла к окну в спальне; ей почему-то казалось важным постоять у окна, словно бы это как-то продляло присутствие Сергея в их опустевшей комнате, где еще звучали его слова: «Deus conservat omnia».

      Глава 4

      Красные пожары

      Ольга выполнила данное Сергею обещание – вскоре после их прощания она оставила съемную квартиру и вернулась в отчий дом. Старшие Ларичевы были рады возвращению непутевой дочери, а вот Ксения встретила сестру враждебно.

      – Ты мне, кажется, не рада? – прямо спросила Ольга.

      – Как ты могла так поступить с Колей? – вздохнула Ксения. – Сломала ему жизнь своей злой шуткой и бросила его!

      Ольга тут же вспыхнула:

      – Ну так тебе теперь дорога открыта! Бери своего Колю, он совершенно свободен!

      Ксения закрыла лицо руками.

      Увидев неподдельное отчаяние сестры, Ольга тут же бросилась к ней:

      – Прости меня!

      Ксения вздохнула:

      – Ничего! Я рада, что ты вернулась.

      Сестры обнялись.

      …Прошлые привычки облетали, как осенние листья; перевелась привычка подавать к утреннему чаю булки и варенье, захаживать в любимую кондитерскую по субботам, покупать книги, заказывать у портнихи новые платья, бегать в синематограф. Сестры относились к происходящим переменам спокойно, как к сезонным изменениям: «Мы же отказываемся от традиции летних чаепитий на дачной веранде осенью и зимой? Ну так и сейчас – временные перемены!» Ольга, правда, сетовала на то, что ее любимый крепкий (чтобы аж зубы сводило) кофе, пришлось теперь заменить на желудевую или ячменную бурду; все остальные лишения, включая даже отсутствие новых платьев и книг, барышни сносили стоически.

      По утрам мама с Ольгой отправлялись, как они говорили, «на охоту»; еду теперь приходилось выменивать и добывать.

      – Добыла дрянь-селедку и гнилую картошку! – как-то сказала вернувшаяся с рынка Ольга, показывая домашним свои «трофеи». – Больше ничего не смогла.

      – А те деньги, что я тебе дал? – вздохнул отец.

      – Деньги сейчас ничего не стоят, папа, – грустно улыбнулась Ольга. – Они превратились в фантики. Помню, мы в детстве с Ксютой играли в фантики и притворялись, что это настоящие деньги. Вот и теперь так.

      – Они заигрались, – глухо сказал отец, – в солдатики, в фантики. Цена этой детской шалости – миллионы жизней.

      – Кто «они», папа? – спросила Ольга.

      Отец в ответ только махнул рукой и ушел к себе.

      В отличие от своей супруги, не расстававшейся этой осенью с книгой Иова и находившей в происходящем религиозный смысл (мать считала, что у России, по всей видимости, есть некая искупительная миссия