Голоса на обочине. Александр Станиславович Малиновский

поздоровкаться:

      – Знаете, у нас батарею отопления прорвало. Бумаги затопило. Приходите через неделю. Мы тогда разберёмся.

      Опять это «разберёмся».

      И смотрит в упор. Глаза бесстыжие. Видно, что придумала с батареей.

      Я направился в кабинет.

      – Вы куда?

      – К врачу, сколько можно?..

      – Он на пятиминутке.

      – Правда, что ли? – чувствую, начинаю заводиться. – А батарея на месте? – интересуюсь.

      – Какая?

      – Как какая? Та, что лопнула! – говорю.

      – А что, проверить хотите? Тоже, инспектор!

      – Не инспектор я, а сантехником работал, – отвечаю. Но вижу: не прорваться.

      Махнул я рукой. И вышел.

      Как хорошо оказаться на улице, на свежем воздухе! Где нет монотонных белых халатов. Где всё пестрит жизнью!..

      Прожил я, если верить врачам, ещё неделю без одного лёгкого. Ничего, выдержали нервишки.

      Прибыл в больничку. Вышел ко мне уже сам доктор.

      Протягивает мне бумажку:

      – Извините, товарищ Коровин, неувязка получилась. Перепутали тут малость. С лёгкими у вас всё нормально.

      А мне и говорить-то ничего не хочется. Молча сунул бумажку в карман – и на улицу из этой клетки.

      Там посмотрел. И ещё раз подивился. Уже написанному.

      Они дали мне ту бумажку, в которой было отмечено, что у меня одного лёгкого нет, а в другом – затемнение. То есть ту же самую. Только всё прежнее в ней перечёркнуто жирно крест-накрест. И штамп красуется с угла на угол: «Изменений в лёгких нет». Не удосужились даже переписать.

      Стою и думаю: «Неужели они не понимают, что выдали свидетельство своей такой неряшливой работы? И не стыдно? И не боятся выглядеть такими?»

      Это свидетельство о глупости я с усмешкой вклеил в свою медицинскую карту.

      Как положено, так и сделал!

      А вообще-то ей место в соответствующем музее…

      Огурчики с пупырышками

      На свою дачку я обычно добираюсь по дороге вдоль Волги.

      В свой сезон здесь на обочине пожилые люди торгуют кто помидорчиками, кто огурчиками, земляникой, малиной. Песчаная почва, обилие света, справа дыхание Волги, слева – огромный массив озёр!

      Всё это способствует тому, что урожай тутошние дачники начинают собирать на полторы-две недели раньше, чем в удалении от Волги.

      Иногда я останавливаюсь, чтобы что-нибудь прикупить. Вот и сегодня подошёл к покрытому рыжеватой, выцветшей клеёнкой столу.

      Здесь – то, что мне надо: молоденькие с пупырышками огурчики. Старик за столом поднял щетинистое с розовыми нездоровыми пятнами лицо. Я невольно сжался.

      Передо мной был Иван Горохов.

      «Сколько ж мы не виделись, – мелькнуло в голове. – Лет тридцать? Не менее…»

      – Иван, – невольно вырвалось у меня. – Ты?

      Иван был выпивши. И не слегка. Глянув на меня пустыми глазами, спросил:

      – Сколько надо?

      И потянулся к огурцам.

      – Иван! – вновь повторил я, не веря ещё, что вижу перед собой человека, с которым прожил бок о бок когда-то три года в рабочем