Превратности судьбы Вопреки всему. Виктория Цветаева

что Ванечку мне Господь дал, хорошо? Как святой деве Марии, помнишь?– погладила я его по плечу, успокаивая и подлизываясь.

      – Ванечка? – удивился он. – Ты решила сына так назвать? – я кивнула, улыбаясь, а папа засиял от счастья. – А что, отличное имя, русское такое, мне нравится, Лариса. И меня так зовут, и отца так моего звали и деда твоего.

      Мы сидели с ним вдвоём на крыльце нашего дома. Был уже вечер, солнышко спускалось за горизонт, было так хорошо рядом с ним и спокойно. Он прижимал меня к своей груди и гладил по волосам, как в детстве.

      – Иван Иванович Гордиенко, значит… А что, звучит гордо! Всё будет, дочка, у нас отлично. Сами вырастим Ванечку и воспитаем, вы с ним ни в чём не будете нуждаться, это я тебе обещаю, милая.

      – Спасибо, пап, я люблю тебя… очень сильно люблю… Прости, что нечасто тебе говорила это раньше, – прослезилась я.

      С каждым днём чувствую себя всё более ранимой. Ревела по поводу и без повода, эти гормоны меня доконают когда-нибудь. Надеюсь, после родов это пройдет, а то я совсем на себя не похожа, чуть что сразу слёзки на колёсиках.

      – А может, всё же его того, Ларис? У нас есть большая роща неподалёку, прикопаем где-нибудь этого негодяя, никто и не найдёт. Даже берёзку сверху посадим, пусть земля ему будет пухом! Аминь! – перекрестился он, включая чёрный юмор.

      Шутник, блин, мой папа, но я знала, что он так никогда не сделает. Проучить уму-разуму, конечно, проучит, но по крайней мере не убьёт, поэтому этой болтовнёй папа только заставил меня улыбнуться от своего рвения постоять за мою честь. Каждый день одна и та же песня, наш разговор всегда скатывался к выпытыванию у меня, кто отец моего ребёнка, а потом на Марата сыпались его многочисленные угрозы, что я даже немного сочувствовала своему бывшему, но только немного, самую малость. Потому что если папа до него доберётся, то одним расквашенным носом он не отделается. Хорошо, что он не знает кого бить, а то туго бы нам всем пришлось, моего отца только танком можно остановить, и то встанет и пойдёт. Упрямее человека, чем он, я ещё не встречала. Папа у меня был высокий, жилистый, подвижный, в свое время первый драчун на деревне. Увлекался боксом, выступал на районных соревнованиях, в области пользуются непререкаемым авторитетом, даже среди молодёжи. О нём с уважением говорят – наш Иваныч.

      – Пойду маме помогу, – поцеловала его в щёку я и поплелась в огород.

      Мне сильно ничего не разрешали делать, но я не могла сидеть сложа руки: поливала грядки со шланга, полола траву, подставив стульчик, мыла посуду, готовила обед. Родители на меня диву давались, считая, что меня в городе подменили и даже шутили на эту тему, периодически подкалывая меня при всяком удобном случае. Но я не обижалась на них и смеялась над собой с ними же, ведь они во всём были правы. Никогда не помогала по дому по собственному желанию, а если и делала, то из под палки.

      Я как прозрела, увидела вещи другими глазами. Мне так сильно нравилось делать работу по дому, что я буквально летала. Всё горело в моих руках до такой степени, что меня не могли усадить передохнуть. Всегда с поднятой рукой на любую