Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы. Теодор Старджон

белый шарик размером с шар для настольного тенниса. Шарик щелкнул и опал. Набрав воздуха в легкие, Чарли вознамерился заорать, но, сколько он потом ни старался вспомнить, заорал он тогда или нет, так и не вспомнил.

      – Видал такие? – спрашивает Херб.

      Они сидят в гостиной. Херб лениво перелистывает страницы газеты, Смитти поит водой младенца, искусно удерживая его на полусогнутой руке.

      – Какие? – переспрашивает он.

      – Короткие трусы. Мужские.

      – Ты имеешь в виду нижнее белье?

      Херб качает головой.

      – Нет, – говорит он. – Купальные. Еще меньше, чем бикини. Черт, да они весят не больше четверти унции.

      – Купил себе?

      – Черта с два. Сколько они там стоят?

      Херб принимается изучать детали рекламного объявления.

      – Полтора доллара за штуку, – говорит он.

      – Зайди в дисконтную лавочку на Пятой авеню, возьмешь пару за два доллара семьдесят три цента.

      Херб продолжает вдумчиво рассматривать иллюстрацию.

      – Есть белые, черные, бледно-желтые и розовые.

      – Угу! – хмыкает Смитти.

      Он осторожно извлекает соску изо рта ребенка. Икота прошла, тот спит.

      – Ну, давай, Чарли! Просыпайся.

      О, мама, еще четыре минуты, я не опоздаю, честно, я же пришел в два ночи, и я надеюсь, что ты никогда не узнаешь, как я набрался накануне, не обращай внимания! Который час? Мама!

      – Чарли! Я выразить не могу, как мне жаль…

      Жаль? Лора, я же хотел, чтобы у нас все прошло идеально. Но кто, в реальной жизни, заканчивает одновременно? Ну, перестань! Это легко исправить. Давай попробуем еще… О, Чарли…

      – Чарли? Твое имя – Чарли? Можешь называть меня просто – Рыжая.

      …однажды, когда ему было лет четырнадцать (он помнил, помнил!), среди его друзей была девочка по имени Руфь. Как-то на вечеринке они затеяли игру с поцелуями – парочке выпадала очередь, и они отправлялись на «почту», в которую превратился широкий темный тамбур между входными дверями и дверями в гостиную в старинном доме на Сэнсом-стрит. Всю вечеринку Чарли не сводил с Руфи глаз. У нее была теплая на вид оливковая кожа и блестящие, короткие, иссиня-черные волосы. Облик ее дополнял негромкий голос, тонкие, изящно вырезанные губы и застенчивый взгляд. На Чарли каждый раз она смотрела не больше мгновения, и под оливковой кожей он не смог бы увидеть румянца, но, даже не видя этого, он понимал, что она краснеет. И когда гогочущие и хихикающие приятели выкрикнули его имя, а потом ее, и они должны были пойти на «почту» и закрыть за собой дверь, единственное, что он смог произнести, так это залихватское – «Сейчас все будет, не проблема»!

      Он раскрыл перед ней дверь, и она, сделав несколько осторожных шажков, скользнула в темноту тамбура, так низко опустив глаза, что, казалось, они у нее полностью закрыты, а ее длинные ресницы касаются теплых щек; плечи ее округлились от напряжения, а пальцами она судорожно сжимала запястья. Сзади же молодняк