Девушка сына. Я одержим ею. Виктория Вишневская

мне жизнь сломал. На куски. Вдребезги. Кинул буквально умирать.

      Я аккуратно спускаюсь по лестнице со второго этажа, чтобы не было слышно моих шагов, и иду на выход.

      Хватаюсь за ручку двери, поворачиваю, но она не открывается. Дёргаю ещё раз. И опять. Этот звук неповорачивающегося замка стоит в ушах.

      Настолько, что я не замечаю, как вдруг рядом с моей головой в дверь упирается ладонь.

      И взгляд тут же мечется на неё. Загорелую с длинными пальцами. С витиеватыми и тугими венами. Аккуратными ногтями.

      Хоть и в дрожь бросает, я прикрываю глаза и поджимаю от боли губы. Опять они. Руки эти.

      Горячее дыхание обжигает ухо даже через влажные волосы:

      – Куда собралась моя гостья?

      Мириады мурашек проносятся по телу. Нет, всё же я боюсь. Не его или даже его власти. А столкнуться лицом к лицу. Глазами.

      И я хотела бы всё ему высказать. Произнести, к какому аду он привёл мою жизнь.

      Что я постоянно бегу. От всех.

      – Открой дверь, – говорю глухо. – У меня дела, мне нужно уехать.

      – Ты обижаешь меня, Ева.

      Другая ладонь внезапно оказывается на моём втянутом от страха животе.

      И я сама поворачиваюсь к нему, показывая, что не сломлена.

      Не сломлена…

      Я давно сломалась. Как фарфоровая кукла, которую выбросили от скуки.

      Поднимаю решительный взгляд и встречаюсь с карими глазами, полными огня. Горят так же, как и при нашей первой встрече. Как при второй. Третьей. Пятой… Вот после неё всё это и произошло.

      Вспоминать больно.

      Не её.

      А её последствия.

      Его рука скользит с моего живота на мою спину. Я невольно вздрагиваю и чувствую, как он подаётся вперёд, вжимая меня в дверь и в себя. Не даёт пространства, чтобы вырваться. И дышать.

      Задыхаюсь от его присутствия рядом. От его глаз. Лица. От этих губ, которые двигаются в следующую секунду:

      – Ты изменилась за три года, – зрачки концентрируются на моём лице. А ладонь, до этого покоящаяся на двери, проходит по влажным волосам. Щеке.

      И я голову поворачиваю. Чтобы не трогал. Но он всё равно обвивает мой затылок. Спускается ниже. Пальцами врезается в шею. А большим поглаживает скулу.

      – Отпусти меня, – не прошу, а говорю смело. – Я – невеста твоего сына!

      Пытаюсь включить ему мозги.

      Но не работает.

      Это его только злит.

      Яркий огонь, что плещется в его глазах, вдруг отдаёт холодом. Но тут же всё встаёт на свои места.

      – Пока ещё не невеста, – говорит своим грудным голосом. Медленно, хрипло. – А если вдруг ты ею станешь, мне придётся сдать тебя Аязу. И он узнает, какая ты лживая. Девственница Ева.

      Он усмехается.

      Подаётся вперёд и вжимает меня в дверь сильнее. Вырывая из моего рта тихий стон боли.

      – Или пойдем, скажем ему, что ты давно не девочка, а? – он наклоняется ко мне, говорит спокойно. Едва не касаясь моих губ. – И все ожидания моего сына разлетятся в пух и прах. Рано или поздно это произойдёт, когда…

      – Заткнись, – выплёвываю.

      А