Зимний Страж. Павел Сергеевич Бутяев

по моему мнению, чувствует человек, только что ждущий своего приговора, нервно смотрящий на остро заточенный топор палача, уже готов принять смерть, но тут палач отходит, дарит жизнь, и первое, что сделал этот человек – глубоко вздохнул, дабы почуять запах жизни, запах свободы. Я взглянул на оружие, оно было невероятно красивым: цвета дерева, с позолоченными вставками с узорами по бокам. Языки пламени из камина сияли, поблескивали на гладкой, чистой, как безоблачное небо, поверхности ружья. Мое вовсе не такое: сколы, царапины. После недолгого молчания старуха задала новый вопрос:

      – Зовут-то тебя как?

      – Дмитрий, а вас?

      – Имя свое я уже много лет никому не говорила, бабкой представлялась, только сама себе его говорила, чтобы не забыть. Надеждой меня звать.

      В моей голове всё ещё никак не укладывалось то, почему она так ненавидит деревню и ее жителей. Я пересилил свою скромность и возобновил разговор новым вопросом:

      – А почему вы так деревню ненавидите?

      – Говорю же я, там все полные эгоисты.

      – Почему вы так считаете?

      – Лет двадцать или тридцать назад, уже точно не помню, я ходила туда часто, так же, как и ты, считала, что там все прекрасные. Настал тот самый день. Я тогда снова была в деревне. Был сильный ветер, такой сильный, что, казалось, он может унести целый дом с собой. А возле одного из домов стояло старое дерево, тощее, если упадет – не убьет, но ушибов понаставит. Оно не выдержало натиск ветра и упало. Прямо на меня. Еще чуть-чуть – и нет меня, но повезло. И люди видели это и просто проходили. Хозяин дома выбежал на улицу, но увидел, что его постройка не повреждена и ушел. А я лежала там долго, около часа, может больше, может меньше. Только один из всей деревни человек помог мне. А другие просто прожигали меня своим мерзким взглядом и проходили, не сказав ни слова, ни дернув и рукой, чтобы хоть как-то помочь. Обморожение заработала, ушибы, а им плевать. Тьфу!

      Старуха плюнула куда-то в сторону и скорчила недовольное лицо. Я не мог поверить. Я в это даже и не верил, но где-то глубоко в душе, начал подозревать, что, наверное, Надежда говорит правду. Если это так, то… Я и не хочу даже говорить об этом. Но ведь в деревне все такие добрые, любили друг друга и меня. Почему в ее рассказе они такие – бездушные, серые.

      Мой взгляд вновь устремился на повязку, обмотанную вокруг головы так, что полностью закрывала глаза. Я прекрасно знал, для чего так перевязывают глаза. Спрашивать про причину такой огромной проблемы я не хотел, но любопытство взяло верх надо мной:

      – Извините за вопрос, может я вас могу им обидеть, но мне хотелось бы узнать это.

      Надежда не дождалась моего вопроса, и сама перебила:

      – Про глаза?

      Я с чувством стыда выдавил из себя одобрительные звуки.

      – Эх… Пару дней назад это случилось: ночь, метель, я лежу, сплю, стук в дверь. Глазка в двери у меня нет, поэтому я крикнула через дверь, чтобы спросить кто это. В ответ ничего. Я прислушалась – какие-то звуки,